Целитель

— Югославская кампания закончена. Гитлер возвращается в Берлин и приказал мне следовать за ним.

Он натянул китель и добавил:

— Собирайте вещи. Наш поезд уже под парами.

Гиммлер опять говорил приказным тоном. И Керстен, который знал, как меняется поведение рейхсфюрера, когда он чувствует себя лучше, и насколько он становится неуязвим, не мог отделаться от мысли: «Я слишком быстро поставил его на ноги. Он придет в себя, забудет свое обещание и вернется к фанатичной решимости в назначенный день оторвать голландцев от Голландии».

Но в эту ночь сама судьба помогала Керстену. В поезде у Гиммлера опять случился сильнейший приступ. И пока специальный поезд мчался в ночной темноте, Керстен должен был еще раз лечить рейхсфюрера. Сеанс был успешным. Однако доктор продолжал массаж до самого прибытия поезда на вокзал в Берлине.

— Вот видите, — сказал доктор своему пациенту, — уже труднее, уже гораздо дольше. В вашем сознании все еще застряла эта история с депортацией. Надо выбросить ее из головы, иначе все начнется заново.

— О, будьте спокойны, дорогой Керстен! Я все понял, — ответил ему Гиммлер.

Он поехал к Гитлеру прямо с вокзала. Через два часа он позвонил Керстену:

— Фюрер столь же великодушен, сколь и гениален. Он посочувствовал моей усталости. Депортация отложена. У меня есть письменный приказ, я вам его покажу.

Пока Керстен слушал это невероятное сообщение, Элизабет Любен была рядом с ним. Он пересказал ей все слово в слово. Потом они долго сидели вместе и молчали.

8

Измученный Керстен уехал отдохнуть в Хартцвальде. Он ничего не рассказал жене о том, что ему пришлось пережить за последние несколько недель. Но он собрал в своем саду букет цветов и поставил его на письменном столе в кабинете перед собственноручно подписанными портретами Вильгельмины, королевы Голландии, и ее мужа, принца Хендрика, которые он хранил, несмотря на лютую ненависть нацистов.

Глава седьмая. Геноцид

1

За все время, пока шел спор о депортации голландцев, в голову Гиммлера ни разу не закрались подозрения, что у доктора есть другие мотивы, кроме врачебного долга и дружеской заботы.

Со своей стороны, Гитлер без малейшего недоверия согласился с теми доводами, которые приводил Гиммлер, — здоровье, слишком много важных задач одновременно, расстановка приоритетов — и поэтому разрешил рейхсфюреру приостановить массовое переселение. И мог ли вообразить Гитлер, что его самый давний, самый верный и самый ревностный последователь подпадет под еще чье-то влияние, кроме его собственного?

Но был один человек, чьи обязанности и свойства характера не предполагали излишней доверчивости. Гейдрих сразу подумал про доктора. Пока он не мог ничего сделать. Он ждал.

2

Среди главных деятелей режима Керстен как постоянный личный врач обслуживал только Гиммлера. Но другие высокопоставленные чиновники тоже обращались к нему за помощью.

Первым был Риббентроп. Министра иностранных дел Третьего рейха Керстен ненавидел за его тщеславность, чванство, наглость и безрассудство, поразительное для человека, занимающего такой пост. Чувства, которые испытывал доктор, нашли отражение в том, что он запросил с Риббентропа такой внушительный гонорар, что тот сам отказался от лечения.

Потом появился Рудольф Гесс^[39]. К нему доктор относился совсем по-другому. Психическая неуравновешенность Гесса была очевидной. Но по сравнению с другими сумасшедшими или полусумасшедшими руководителями Третьего рейха, безумие которых было отвратительным и опасным (мания величия, фанатизм, расизм, садистские наклонности), бред Гесса выглядел безобидным и незначительным. Он просто все время находился в состоянии ребяческого восторга. Он обожал романы Жюля Верна и Фенимора Купера про индейцев, живших в американских прериях в XIX веке. Когда он видел на улице девушку, идущую под руку с солдатом, он растроганно всхлипывал: «Какое идеальное слияние чистоты и мужественности!»

Гесс был крайне религиозен и безудержно склонен к мистике. Он очень сокрушался по поводу того, что война несет разрушение и опустошение, поэтому решил, что после войны поселится где-нибудь в глуши и будет вести жизнь аскета. В ожидании этого он мечтал совершить какое-нибудь великое дело (он еще не придумал, какое именно), которое послужит Германии и всему человечеству, войне и миру и навсегда останется в памяти потомков. Говорить об этом он мог без конца. В то же время он очень расстраивался, что, будучи прекрасным летчиком, не может участвовать в боях. Гитлер, который его очень любил и ценил, категорически запретил ему это.

Керстен лечил Гесса от спазмов в животе и симпатических нервных приступов. Но Гесс обращался еще и к другим врачам, а кроме того, к знахарям, колдунам и астрологам.

В начале мая 1941 года он сказал Керстену:

— Решено. Я сделаю кое-что великое, это потрясет весь мир.

Двенадцатого мая на личном самолете он тайно улетел в Великобританию, будучи свято уверен в том, что сможет уговорить англичан подписать мирный договор, в котором так нуждался Гитлер, чтобы ему было легче завоевать оставшуюся часть Европы.