Целитель

Мы сидели за столиком друг напротив друга, два человека, которых судьба случайно свела вместе, и я почти отчетливо ощущал, как много в нас общего. Мне не хотелось прерывать молчание, которое тоже объединяло нас. Я чувствовал какой-то странный покой и умиротворение. Мне не хотелось проявлять слишком много любопытства, выспрашивать у нее подробности. Может быть, она сама вернется к тому, о чем я хотел спросить ее.

Я попробовал крепчайший кофе, подержал его немного на языке, прежде чем проглотить.

Я уже успел разглядеть картины на стене — морские виды под яркими лучами солнца, деревенские домики в красных и желтых тонах, озаренные солнечным светом золотые поля и темно-зеленые леса. Фантастические места.

— Боли Эрика были все сильнее и сильнее, лекарства переставали помогать, — снова заговорила женщина.

Я все еще мысленно бродил по чуть колыхаемому ветром пшеничному полю, с которого был еле виден домик под серой крышей.

— Рак прогрессировал. И тогда молодой человек предложил помочь нам.

— Как он предложил свою помощь?

Хозяйка задумалась на секунду.

— Теперь, когда вы об этом спросили, я понимаю, что все это действительно было странно. Как он догадался прийти именно тогда, когда положение было хуже всего? Просто однажды он появился у нас в дверях.

— Когда это случилось? — спросил я, поставив пустую чашку на блюдце.

— Эрик умер год назад, — ответила она. — А он приходил примерно за полгода до этого. Именно поэтому я не понимаю: вы сказали, что тот молодой человек умер пять лет назад. Но мужчина, который выглядел так же, носил то же имя и был доктором по профессии, приходил к нам полтора года назад с предложением помощи.

Старушка казалась очень взволнованной.

— С вашей памятью все в порядке, — сказал я. — Это я ошибся. Наверное, моя информация просто оказалась ошибочной, вот и все.

— Наверное, так и есть, — задумчиво проговорила госпожа Бонсдорф, которая сейчас выглядела даже старше, чем мне показалось. — Просто это пугает меня. Если я потеряю и память и разум, то что вообще у меня останется?

— Вам не о чем беспокоиться, — поспешил я ее успокоить. — У вас отличная память. Расскажите мне еще о том человеке, что приходил к вам полтора года назад. Он упоминал о цели своего визита?

— Это совсем другое дело, — успокоилась она. — Это было не ради денег. Он никогда не брал денег за свои визиты и не хотел даже брать с нас много за свои лекарства. Эрик был так болен, что нам было нужно с каждым днем как можно больше лекарств для него. А мы не могли себе этого позволить.

— И тот человек вам помог?

— Да. И я благодарна ему за это. Кроме того, он помог Эрику отправиться в его последний путь.

— Прямо здесь, дома?

— А где лучше, чем дома, умирать?

Перед глазами у меня снова встала картина из Яткясаари. Контуры человеческих тел под одеялом. Подтеки крови на стене над кроватью.

— Думаю, нигде, — согласился я. — А что было потом?

Она посмотрела мне в глаза.

— Потом Эрика кремировали, и я осталась одна после сорока шести лет совместной жизни.

— Простите. Ну а дальше?

Теперь она выглядела обеспокоенной.

— Наверное, мне лучше было бы умереть, — призналась женщина, — но я не умерла. А ведь порой это так просто.

— Простите меня, госпожа Бонсдорф, — тихо проговорил я. — Я не это имел в виду. Наверное, я непонятно выразил свою мысль. Я хотел спросить о том докторе, Таркиайнене. Вы что-нибудь слышали о нем после этого?

— Этот человек исчез так же, как и появился. Он приходил без приглашения и ушел не попрощавшись. Никогда больше не слышала о нем.

— Вы не знаете, когда лечил Эрика, он жил в этом доме?

Она задумалась над вопросом.

— Я не думала об этом. Полагаю, это возможно. По крайней мере, не исключено.

— Вы когда-нибудь сталкивались с ним на лестнице или во дворе?

Женщина уверенно покачала головой:

— Вряд ли. Конечно…

— Что?

— Сейчас, когда я об этом думаю, мне самой интересно, как ему удавалось так быстро добираться до нас после того, как мы звонили ему. Он приходил в одной рубашке и только с сумкой в руке. Но больше я ничего не могу об этом сказать.

Я не представлял, о чем теперь ее спрашивать. Небольшой салфеткой, которую она мне дала, я вытер глаза, хотя они уже успели высохнуть.

— А вы счастливы со своей женой? — вдруг спросила она.

Я заглянул так глубоко в ее сине-зеленые глаза, которые напоминали мне глаза Йоханны, что на доли секунды утонул в них.

— Я никого и никогда не любил так, как люблю свою жену, — услышал я собственный ответ.

Госпожа Бонсдорф смотрела на меня, не отрывая взгляда. На ее щеках и по краям глаз прорезались глубокие морщины. Лицо озарилось теплой улыбкой, и только тогда я понял, что это были ее глаза, а не глаза Йоханны.

Я уже надевал в прихожей куртку, глядя на свое отражение в огромном зеркале с позолоченной рамой, когда старушка сказала:

— Когда найдете жену…

Я повернулся и посмотрел на нее. Она почти терялась в проеме огромной двери в гостиную. А может быть, все дело было в тумане за окном.

— …больше не теряйте ее.

Я обмотал шарф вокруг шеи.

— Я сделаю все, что в моих силах, госпожа Бонсдорф.