Целитель

Плотный, с хорошим цветом лица, незаметный и скромный, любитель удовольствий, он жил между Гаагой, Берлином и Римом, методично объезжая эти города по кругу. Он назначал консультации на месяц вперед, встречался, кроме пациентов, только с приятными ему людьми, не забывал уделять внимание очаровательным женщинам, тайком занимался благотворительностью и с помощью своего верного друга Элизабет Любен управлял своим состоянием, не выставляя его напоказ.

Такому стилю жизни вполне подходило положение холостяка. Керстен хотел бы, чтобы так продолжалось и дальше. Когда ему говорили, что неплохо было бы прекратить «карантин» и найти себе жену, он всегда отвечал, что на этот счет он загадал желание. При этом на лице его появлялась улыбка, которая и по сей день выдает собеседнику мечты чревоугодника.

— Когда я был маленьким, — говорил он, — моя мать в Дерпте часто готовила одно русское блюдо, которое я обожал, — называлось оно «рассольник». Я не пробовал его с детства. Ни в одном ресторане его не найдешь. В день, когда я снова его отведаю, — вот тогда, может быть, я и женюсь… от радости.

В конце февраля 1937 года Керстен, закончив несколько курсов лечения в Берлине, собирался, как обычно, уехать в Гаагу.

Накануне отъезда он пришел на обед к одному из старых друзей, полковнику в отставке, жена которого была родом из Риги. Предполагалось, что это будет камерная встреча, на которую были приглашены только сам Керстен и Элизабет Любен. Буквально перед самым обедом в доме без предупреждения появилась приехавшая из Силезии девушка, родители которой были давними знакомыми хозяев дома. Ее звали Ирмгард Нойшаффер.

Несмотря на слабость, которую он питал к хорошеньким личикам, поначалу Керстен почти не обратил на девушку внимания. Но его можно было понять: первым же блюдом, которое он — не веря своим глазам от восторга — обнаружил на столе, был пресловутый рассольник из его детства. По крайней мере, на вид это был он.

Керстен попробовал. Это действительно был тот самый рассольник! Он был изумителен.

Хозяйка дома, выросшая в Лифляндии, хорошо знала этот рецепт. Керстен ел тарелку за тарелкой. Тем не менее это совсем не помешало ему отдать должное и другим блюдам — исключительно сытный обед продолжался больше трех часов.

Незабываемые мгновения… Керстен был чрезвычайно растроган и впал в лирическое настроение. Он посмотрел на Ирмгард Нойшаффер. Она была очаровательна, свежа и весела. И вдруг он подумал: «Я женюсь на этой девушке».

Он тут же спросил ее:

— Мадемуазель, вы помолвлены?

— Нет, — ответила она. — А что?

— Тогда мы могли бы пожениться.

— Ну, вообще-то это несколько быстро, — смеясь, сказала она. — Давайте сначала попробуем писать друг другу.

Через два месяца обмена письмами они обручились. Прошло еще два месяца — и они поженились. Керстен ни разу не видел Ирмгард с того памятного обеда с рассольником до тех пор, пока не приехал в дом ее родителей, чтобы жениться на ней.

Отец Ирмгард был главным лесничим великого герцога Гессен-Дармштадтского. Он жил посреди густого романтического леса в принадлежавшем герцогу старом замке, к которому примыкала чудесная церковь, покрытая патиной времен.

Там и состоялась свадьба.

После свадьбы Керстен повез молодую жену в Тарту. Его мать умерла несколько лет назад, но отец, несмотря на свои восемьдесят семь лет, был еще крепок. Он без устали продолжал работать на своем маленьком клочке земли — весело и энергично, как будто был еще в самом расцвете лет.

Затем новобрачные поехали в Финляндию, а потом в Берлин, где Керстен представил Ирмгард своим друзьям. Путешествие закончилось в Гааге. Там Керстен устроил блестящий прием, где среди хрусталя, тяжелых подсвечников и картин старых фламандских мастеров собрались все те, кто имел вес в Голландии, — бизнес, армия и политика.

По городу пронесся слух: «Добрый доктор Керстен женился». Многие красивые женщины вздохнули с сожалением.

4

Керстен благоденствовал. Полный, всегда улыбающийся, уверенный в себе, он был влюблен в свою работу, больные любили его, Ирмгард и верный друг Элизабет Любен баловали его, он работал то в Гааге, то в Берлине, то в Риме и отдыхал в своем поместье в Хартцвальде. Там родился его первый сын, Керстен сам помог жене произвести дитя на свет.

Жизнь улыбалась Керстену. Счастье его было безоблачно.

Конечно, в том году, когда добрый доктор Керстен женился, Гитлер аннексировал Австрию. А как раз тогда, когда у доктора родился сын, — оторвал кусок от Чехословакии, переиграв Францию и Англию в Мюнхене.

Над изнасилованными странами, над порабощенной Германией на орбите вокруг светила, повелителя свастики, вращалось зловещее созвездие его подручных: Геринг-солдафон[11], Геббельс-лживый[12], Риббентроп-двуличный[13], Штрайхер-пожиратель-евреев[14].Но над всеми ними царила одна особенно яркая в своей отвратительности звезда — «верный Генрих», Гиммлер-палач.