— Пятый наркоз за четыре года для него уже перебор. А человек уважаемый, будет главным судьей. Жизнь у тебя впереди длинная, полезные знакомства пригодятся. Пойми, ты можешь спокойно встать и уйти, я тебе ничего не сделаю. Напишу докладную, приложу к делу и забуду. А тебе дальше жить, учиться, работать. И всё время при распределении, назначении на должности, поездки за границу — будут обращаться к нам с запросами. Порядок такой. Пришел запрос, человек ответственный за это поднимает твое дело, читает — отказался от сотрудничества, имея возможность, не оказал помощи. И соответственно пишет — не рекомендуется к назначению, повышению, не давать допуск и так далее. Я не запугиваю, не угрожаю, просто объясняю. Система такая, а я в ней шестеренка. И ты можешь быть шестеренкой или винтиком. А можешь попасть между шестерен. Сейчас ничего не отвечай. Подумаешь на досуге, примешь решение. Сам, без давления.
Вернулась Илона с кофе. Я встал.
— Пойду долечивать. Его процентов на 10 не больше успею сегодня, а полного исцеления не смогу совсем. В лучшем случае будет жить.
Хватило меня ненадолго. Уже через полчаса я понял, что прогресса нет вообще, топчусь на месте. Сила кончилась, еще и разговор выбил из колеи.
— Одевайтесь. Еще несколько раз придется нам с Вами встретиться. Когда следующий раз, Вам позже сообщат.
Проводив клиента, Илона села рядом со мной на диване. Евлампий уже ушел.
— Извини, я не совсем вежливо вёл себя с тобой — девчонка кажется нормальная, лучше хорошие отношения, если будем дальше работать.
— Да ладно, это я нервничала. Боялась, не примем всех — втык будет. Я на машине, могу тебя отвезти. И сюда могу потом привозить.
— Когда это ты успела на машину заработать?
— Машина мужа.
— Ты замужем? — удивился я.
— Была. Он умер год назад. Рак желудка. Про тебя я тогда не слышала, может и спас бы. Осталась с ребенком, ни профессии, ни работы. Родила сразу после школы и сидела дома, воспитывала. А свекор работает в органах, вот помог мне устроиться. Месяц сидела, бумаги подшивала, и тут дают задание — с тобой работать. Хотелось себя показать… Если ты бросишь, опять бумажки перебирать.
— Были бы дети больные, я слова против не скажу. А так, начальство, у которого все болезни от того что жрут, что хотят и пьют немерено. И лечи их на халяву. Ладно этот мужик, облучение где-то на службе поймал.
— Есть и дети в списке. И женщины.
— И сколько человек уже наперед записано?
— Я не знаю. Мне на сегодня дали только список.
— Покажи.
Дает отпечатанный на машинке текст. Фамилия, год рождения Из оставшихся восьми три фамилии женских, двое детей.
— А как им о времени приема сообщают? И вообще где их находят?
— Всё через областную больницу. Главврач лично отбирал.
— Так какого… Почему в больнице прием нельзя было организовать?
— Это не я решаю. Откуда мне знать почему.
Зато я знаю, в больнице микрофоны не установишь. Интересно, Илона в курсе есть ли прослушка? А если… попробовать применить новые знания?
— Ты была на море? — беру в руки со стола карандаш.
— На море? — удивляется Илона — да, конечно, только еще в школе.
— Помнишь, какое оно теплое, мягкие, ласковые волны гладят твое тело, солнышко слепит глаза, так приятно, веки закрываются, под ногами горячий песок, хочется в него зарыться и лежать — монотонным голосом рассказываю и медленно вращаю пальцами карандаш перед её глазами. — Представь эти ощущения, покоя, расслабленности, как хочется лечь, уснуть, уснуть, спать, спать, ты спокойна, все хорошо, ты меня слышишь, понимаешь, ты будешь делать то, что я скажу. Ты готова ответить на мои вопросы?
— Да — голос медленный, глаза у неё открыты, но сама она где-то вдалеке.
— Здесь установлены подслушивающие устройства?
— Установлены.
— Где?
— Я не знаю.
— Откуда знаешь, что установлены?
— Мне сказали включать запись, когда в кабинете больной.
— Сейчас выключена?
— Да.
Слава богу! А то бы сейчас спалился. Вот значит как, больной зашел, кнопочку нажала, магнитофон записывает всё. Потом анализируют. А хорошая девочка Илона меня прилежно контролирует.
— Какие еще тебе даны указания?
— Каждый день писать рапорт, описывать всё происшедшее.
— Ты детально опишешь всё, что было сегодня?
— Нет.
— Что не опишешь и почему?
— Не напишу, что вначале был конфликт. Потому что это покажет мою некомпетентность. И потому что мне тебя жалко.
Ей меня жалко? Офигеть. Ладно бы сказала, что влюбилась с первого взгляда. Продолжим.
— Почему жалко?
— Ты выглядел таким измотанным. Уставшим.
— Я тебе нравлюсь? Как мужчина.
— Нет.
— Почему?
— Ты слишком молодой. И не в моем вкусе.
Ну и ладно. Ты тоже не в моем вкусе. Трогаю её за плечо, никакой реакции. Да, с ней в таком состоянии можно делать всё, что захочу. От одной мысли сразу возбуждаюсь. Нет, спокойно, таких глупостей делать не нужно. Это во-первых подло, во-вторых неинтересно. Все равно, что с пьяной в хлам. Всё, хватит.
— Сейчас по моей команде ты проснешься, будешь чувствовать себя бодрой и довольной. Всё о чём говорили, ты забыла и никогда не вспомнишь. Когда я назову цифру пять, ты проснешься. Один, два, три, четыре, пять!