Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ)

— Добрый день, Арина, — выкладываю продукты на ленту. Делаю вид, что наша встреча — просто случайное совпадение. — Как малыши?

— Все хорошо, — она сдавливает в руке карту, отчего костяшки белеют, и пристально следит за своей суммой, что увеличивается на экране кассы. Считает, догадался я. Боится, что не вложится.

Так и есть. Пачку сахара Ласточка, дрожа и сутулясь еще больше, откладывает. Меня волнует ее загнанность — приходится сжать челюсть и отвернуться — на губах так и вертятся маты. Кто ее до этого довел? Кто оставил одну?

Глава 10

Ласточка. Наши дни

Расплатившись, выбегаю из магазина, будто за мной гонится стая бешеных собак. Меня всю колотит и трясет. От унижения и стыда.

Почему снова он? Почему здесь?

Чтобы не мелькать, ныряю поскорее в арку, бегу к подъезду и, не дожидаясь лифта, перепрыгиваю через ступеньки, чтобы едва дыша вылететь на нужном этаже. Руки ходят ходуном, не с первого раза получается найти ключ. Только на третий глобальный переворот в сумке вспоминаю, что бросила его в карман куртки.

Но вставить в замочную скважину — то еще испытание, когда руки решили жить отдельно от тела, а дыхание рвет грудь. Нескольких секунд не хватает, чтобы отдышаться, сипло хватаю ртом воздух, я боюсь до ужаса, что призрак из прошлого будет преследовать, потому отчаянно пытаюсь попасть в дырочку.

— Я помогу, — теплая рука перехватывает мою кисть и спокойно направляет внутрь щелочки. Этот жест настолько порочный, настолько откровенный, что меня буквально сносит волной накатившего на спину жара. Шумно вдыхаю через нос и не могу шевельнуться, когда замок щелкает, а мужчина еще плотнее прижимается бедрами и телом, чтобы открыть дверь.

— С-спасибо… — шепчу и практически сбегаю от чужих прикосновений, прячась внутри квартиры.

— Арина, можно я войду? — летит следом мягкий голос Давида. — На несколько минут.

Замираю, до паники желая, чтобы он ушел, а потом меня осеняет.

Веду себя, как дикая, в самом деле. Давид заподозрит неладное, если я не возьму себя в руки. Но он слишком на меня влияет, отравляет с первого вдоха, нельзя находиться с ним рядом. И я, вопреки разуму, киваю и подвигаю плечо, чтобы позволить мужчине пройти.

Он крупный. Ему приходится пригнуть голову, чтобы не врезаться темечком в планку двери. Будто случайно касается моей талии, чтобы отодвинуть и переместить в тесный коридор.

Втискиваю пакет и сумку на полку, дрожу, не в силах справиться с нервами. Поворачиваюсь, чтобы утонуть. Захлебнуться в его синих радужках.

Мы застываем в домашнем полумраке, сталкиваясь взглядами, будто звонкими стрелами. Аверин до сих пор сводит меня с ума, и этому нет объяснения. Как и не было все те годы, что я жила с дырой в груди после его предательства. Муж — попытка заклеить глубокую рану, но дешевая и некачественная, потому что я с трудом переносила запах его тела и к сексу готовилась морально по несколько часов, чтобы после его пыхтения надо мной драить себя в душе до красноты и глотать слезы. Честно… я выдохнула, когда два года назад он сбежал с концами. Его постоянная агрессия научила сдерживать свои эмоции и желания, погребла меня под тоннами неуверенности и нелюбви к себе, заставила научиться покорности и покладистости даже тогда, когда он ущемлял мою волю. Вернее, остатки ее.

Я боялась. Каждый день боялась, что он сорвется, но сильнее всего боялась за детей. Только ради них и терпела, а пока муж был на работе, искала варианты, как от него уйти.

Наверное, я бы не связалась с Сергеем, если бы не беременность Мишкой. Остаться одной без гроша, с угрозой выкидыша, в чужом городе, брошенной, преданной — оказалось для меня сильным ударом. Я поддалась на уговоры, поверила в обещания, что все будет хорошо. Не было хорошо, и никогда не будет. После рождения сына пару лет были более-менее сносными, если постоянные пьянки мужа с друзьями можно такими назвать, пока я серьезно не заболела и не смогла нормально удовлетворять благоверного.

Вот тогда его истинное лицо раскрылось. Настолько, что я до сих пор шарахаюсь своего отражения и с благодарной горечью обнимаю малютку Юлю. Если бы не тот вечер, она бы не появились на свет, а я… я уже преодолела.

И теперь, когда связь с мужем оборвалась, когда он перестал мелькать в нашей жизни и присылать подачки, я по-настоящему выдохнула.

Слишком мы разные. Слишком с ним было тяжело.

Но я никогда не думала, что сладкое и хрупкое прошлое может ранить сильнее, чем терпеть нелюбимого и жестокого мужчину рядом.

Мы с Давидом смотрим друг на друга, глаза в глаза, не дыша. Синева его радужки полна темных пятен. Они сверкают влагой, и по краям, по густо-черному ободку, будто капельки серебра кто-то рассыпал. Ресницы взлетают, чтобы опуститься, спрятать цвет глаз, а Аверин шумно втягивает воздух, расширяя красивые ноздри.

И тут же отступает от меня, тянется помочь снять куртку и виновато отводит взгляд в сторону, а я трусливо пячусь.