Целитель. Приорат Ностромо

А природа-то, а природа… Небо распахнулось — яснее ясного, не жалея лазури, словно в утешенье. И сосны вдоль улицы выстроились разукрашенные, нарядившись в пышные снежные платья. Даже расставаться с ними жалко, с такими знакомыми, с такими привычными, почти родными… А надо.

Подъехав к дому, я не стал дожидаться бдительного завхоза со злорадными тетками из месткома, а вызвонил «Доставку на дом». Тамошние грузчики — ребята хваткие… Перевезу мебель на дачу — Игорь Максимович, в свое время, выстроил за домом огромный сарай, добротный, как изба. Нашим гарнитурам там будет хорошо…

Дорожка к дому серела, очищенная от снега, но я все равно вытер ноги о коврик на крыльце и вошел в прохладный холл. Рубить дрова и затапливать камин — моя обязанность, возведенная в степень ритуала. Как прихожу с работы, так и развожу огонь.

А нынче я безработный… И как бы бездомный. И с какой радости мне дрова переводить? Чтобы обогреть казенную жилплощадь?

Я сжал зубы. Бодрись, не бодрись, а с этим доминой многое связано, и он еще не раз вспомнится в ностальгических виденьях.

«Переживем!» — помрачнел я, и вслушался.

Все мои «грации» осваивали матчасть в Звездном городке, зато со второго этажа неслись милые голоса дочерей. Удивительно, но Юля с Леей не ругались и даже не спорили — разговор тек спокойно, даже дружелюбно:

— Юль, а ты точно его любишь? — спрашивала младшенькая с замиранием.

— Кого? — буркнула старшенькая, как будто не понимая, о чем речь.

— Да есть тут одна… половозрелая особь. Всё крутилась вокруг тебя… Антоном называется.

Юлиус словно и не заметила ехидной составляющей.

— Не знаю… — вздохнула она.

— Что значит — не знаю?

— А то и значит… Как понять, что ты любишь, если никогда этого не чувствовала?

— Но ты же любишь папу!

— Это другое…

Неторопливо поднимаясь по лестнице, я крикнул:

— Девчонки! Собирайтесь, мы уезжаем.

— Куда? — крикнула Лея. Спрыгнув с кровати, она выбежала на галерею. — Куда, папочка?

Следом вышла Юля. Я обнял обеих, и серьезно сказал:

— Пока переедем на дачу в Малаховке, поживем там. А сюда… Думаю, что сюда мы уже не вернемся. Ваш папа больше не директор!

— Папусечка! — охнула Юля, и негодующе сощурила глаза: — Придворные интриги?

— Типа того, — я неопределенно повертел кистью.

— Придворные — сейчас? — нахмурилась Лея. — Разве так бывает?

— Был бы двор, — усмехнулся я, — а интриги найдутся!

— Пап… — Лея глянула исподлобья. — Хочешь, я этому интригану устрою? Неделями будет икать!

— Спасибо, кисочка, — мои губы растянулись в ласковой улыбке, — но я как-нибудь сам!

С улицы призывно засигналили, и я резво выскочил на крыльцо — за оградой неуклюже ворочался «КамАЗ» с коробчатым синим фургоном. Наискось, белым по синему, тянулась надпись: «Доставка на дом».

Коренастый мужичок в чистенькой спецовке подкатился ко мне:

— Вы хозяин?

— Я хозяин.

— Что везем? — деловито осведомился мужичок.

— Мебель, технику, вещи.

— Ящики нужны?

— Пригодятся. Юля! Лея! Хватайте тару и складывайте пожитки — одежду, белье, книги, посуду… Всё!

— Есть, товарищ папа! — младшенькая лихо отдала честь, вызывая умиление бригадира грузчиков.

И закрутилась стихия переезда…

Я не вмешивался, не бегал, присматривая за работягами, как бы те не поцарапали антикварный буфет или не кокнули вазу — «доставщики» знали свое дело.

Первым в гулком нутре фургона расположился кухонный гарнитур. Следом, заполняя собой каждый кубический сантиметр объема, поместился спальный, столовый и гостиный.

Для перевозки компьютеров и прочей тонкой техники вызвали маленький тентованный «Зилант». Сначала в его кузов-кузовок закатили тумбу «ГОЛЕМа», потом умостили станцию «Байкал» и всё, что попроще.

Молчаливые грузчики роняли односложные лексемы, на диво избегая нецензурных:

— Берись!

— Стоп!

— Кантуй…

— Еще…

— Харэ!

Поначалу я пытался помогать «потаскунам», но те корректно оттеснили меня на обочину. Тогда я пристроился к девчонкам, однако пригодился им лишь в качестве носильщика — видать, для того, чтобы собирать и паковать домашний скарб, квалификации доктора наук маловато было…

К трем часам дом опустел. Бригадир получил ключи от дачных ворот и от сарая, двести рублей сверху, за старание — и грузовики убыли. Вернулась тишина — и непокой.

Я медленно прошелся по мансарде, пытаясь уловить давнишние запахи, но в носу лишь свербило от поднятой пыли. Спустился на второй этаж, заглянул в кабинет, в спальню, в комнату Юли. Девушка стояла у окна, глядя во двор.

— Снег пошел… — рассеянно пробормотала она.

Приблизившись, я нежно обнял ее, и дочь расслабленно откинула голову на мое плечо, щекоча растрепанными волосами.

— Странно… — молвила она. — Мне раньше не нравилось, когда вокруг мебель, ковры, люстры… Думала, что это всё — лишнее, и только отбирает простор. И вот в доме пусто… Просторно… Ау! Вот и эхо звучит… А дома больше нет!

— Чего ты тут разаукалась? — забурчала Лея, переступая порог. — Заблудилась, что ли?

Растревоженный Коша запрыгнул на подоконник, и младшенькая погладила зверька, нервно дергавшего хвостом.

— Кот, наверное, боится, что мы его оставим… — она заворковала: — Не бо-ойся, киса! Пап, поехали домой?