Целитель (СИ)

— У Димы все постепенно начиналось, часто стал плакать, и я не понимала почему. Потом появилась тошнота и рвота, мы обратились к врачу, что-то там нам назначили, я не помню, но это не помогало. Ребенок стал говорить медленнее и невнятнее, ухудшился слух, Дима загрустил и иногда падал беспричинно при ходьбе. — На ее глазах появились слезы. — Врачи ничего не находили серьезного, отправляя нас к логопеду, замедление развития… это пройдет. Когда сделали МРТ головы — забегали все. В итоге запущенная астроцитома. В германской клинике запросили четыре миллиона рублей за операцию, но наш профессор посоветовал к вам, доктор. Я женщина не бедная, мне важен результат, а не деньги. Помогите, доктор, умоляю вас, — она заплакала, глядя на Егора с надеждой и недоверием одновременно.

Мальчик начал плакать, схватившись за голову. Мать смахнула слезы рукой со своего лица, прижала сына к себе:

— Опять начались сильные боли, его сейчас, наверное, стошнит, от поездки Диме стало намного хуже. По утрам его всегда рвет, а после этого становится немного легче.

Егор подошел к женщине.

— Ничего, маленький, — он погладил его по головке, — успокойся и поспи немного. Тебе станет легче и скоро ты домой поедешь совершенно здоровым.

Ребенок уснул. Мама удивленно смотрела на доктора — так еще никто не успокаивал ее сына.

— Сейчас вас отведут в смотровую, медсестры подстригут и побреют левую половину головы мальчика. А вы пока оплатите Клавдии Ивановне необходимую сумму. Вам ее озвучили?

— Да, доктор, полтора миллиона рублей, но я готова все четыре отдать — лишь бы Димочка был здоров и больше.

— Большего не потребуется, оплатите указанную сумму и ждите, с вашим ребенком будет все в порядке.

Егор вышел из кабинета, прошел в перевязочную, которую теперь переименовали в операционную, судя по табличке на двери. Табличка по сути ничего не меняла, но пациенты и их родственники относились к ней более серьезно и уважительно. Дима уже лежал на столе.

Сибирцев вскрыл черепную коробку, положив вырезанную часть рядом на простынь. Опухоль невероятно больших размеров для головного мозга отслаивалась от здоровых тканей. Егору удалось взять ее в руки и бросить в целлофановый пакет. Головной мозг мальчика принимал первоначальную форму, освободившись от сдавливающего фактора. Доктор поставил часть черепа на место, ткани срослись, и Клавдия Ивановна влажной салфеткой вытерла остатки крови.

Ребенок проснулся, сел на столе.

— Как, Дима, себя чувствуешь, голова не болит? — спросил Егор Борисович.

— Не болит, — ответил он.

— Теперь у тебя будет все хорошо, голова болеть больше не будет. К маме пойдем?

Сибирцев снял его с операционного стола и вывел за руку в коридор.

— Мама, — крикнул он, — у меня голова не болит. Доктор сказал, что все будет хорошо.

Мать схватила, целуя сына, и все рассматривала его бритую голову, не находя разрезов. Смотрела непонимающим взглядом на доктора, хотя уже знала заранее, что следов не останется, а время проведения операции кратчайшее. Сибирцев присел на стул рядышком.

— У Димы действительно запущенный случай болезни, астроцитома выросла невероятно и непонятно, как мальчик еще жил. Но опухоль доброкачественная, никаких метастазов нет, естественно, и удалена полностью. Ребенок здоров, со слухом и походкой тоже все в порядке, никаких лекарств не требуется. Витамины, полноценное питание — это все, что ему нужно. В играх и физических упражнениях ограничений не требуется. Можно ехать домой, Лидия Эдуардовна, всего доброго вам, удачи.

— Спасибо, доктор, спасибо, — она закопошилась в сумочке доставая еще деньги, — здесь три миллиона рублей, — она протянула шесть пачек, — больницу новую надо строить, туалет нормальный, как же ходить на улице…

— За доброту спасибо, Лидия Эдуардовна, весной положение исправим, действительно начнем строить больницу новую, а денежки уберите — обижусь.

В машине Кирпоносова все время спрашивала сына не болит ли голова, а он отвечал ей, что не болит, сто раз уже спрашивала и обслюнявила всего поцелуями.

Медсестры Аня и Света, уединившись, разговаривали между собой на кухне:

— Доктор то наш не взял деньги у этой мадамы. Это же надо такую сумму с собой возить, — удивленно говорила Аня.

— Не взял, но она же заплатила уже полтора миллиона. Нам с тобой пятнадцать лет работать, если ни есть и не пить ничего, а он за пять минут такие деньжищи зарабатывает. Должен же быть предел какой-то — одним все, другим ничего, — высказалась Светлана.

— Ты че хочешь сказать, что врачам и медсестрам должны платить одинаково?

— Я не про это, я про предел, ему бы и ста тысяч за глаза хватило — нам с тобой год пахать.

— На Егора Борисовича злишься, — усмехнулась Аня, — не стал спать с тобой…

— С тобой что ли стал? — фыркнула Светлана, — мы че с тобой — хуже Тоньки? У нее вообще образования нет, а мамаша ее все деньги доктора к рукам прибирает. Оперирует он, а деньги Клавочка получает… Хорошо пристроила доченьку, умело.