Целительница

Глаза слипались. Она бы и дальше спала, если бы не нужно было кормить Макса. А всему виной бессонная ночь. После ухода Антонины, она долго ворочалась. Сна не было ни в одном глазу. Дошло до того, что все тело начало ломить. Кое-как нашла позу на животе, в обнимку с подушкой. А утром Макс со своим похмельем — стенал тут, пытаясь устроить на подушке свою раскалывающуюся голову. Если Вера и думала, что ему будет стыдно за вчерашнее поведение, то быстро убедилась, что чувствует он себя еще хуже. О поцелуе, скорее всего, даже не помнит или делает вид, что ничего не произошло. А вот она нет-нет, да вспоминала собственные ощущения. Вот что значит быть трезвой — всему придаешь более весомое значение.

— Ладно, пойдем, накормлю. Хотя, тебя проще убить, чем прокормить. А где Ваня? — спохватилась Вера.

— Помчался домой. Сказал, что бабуля убьет, если в школу не пойдет.

— Даже не зашел…

— Сказал, что придет вечером. Хороший мальчишка и так тебя любит. Все уши мне прожужжал.

— Да, хороший.

И тоже переметнулся на твою сторону. Что же в нем такого, что люди к нему так тянуться? Вера посмотрела на Макса. С виду самый обычный. Хотя, нет конечно. Уж она-то знала, насколько у него широкая душа. В ней всем места хватит. Правду говорят — люди относятся к тебе так, как ты к ним. Закон зеркального отражения. А Макс любит все живое. Вон и Лапуля, предатель, устроился у него на коленях и ждет, когда что-нибудь перепадет со стола. Кот, наверное, почувствовал ее настроение. Не успела она опуститься на соседний стул, как тут же перепрыгнул к ней — словно мячик от пинг-понга, в одно касание пола.

— Перебежчик, — рассмеялась Вера, давая ему ломтик свиной прослойки.

Но справедливость была восстановлена, и Вера этому тихо радовалась. Лапуля — ее кот, и нечего ему делать на коленях у Макса.

— Никита завтра позвал меня на подледную рыбалку. Говорит, по приметам каким-то там, клев должен быть отменный, — поделился Макс, когда Вера разлила густые дымящиеся щи по тарелкам.

— Ну конечно… Тебе сейчас как раз на рыбалку и надо. Ты же только выздоровел.

Обида и ревность не заставили себя долго ждать. Тут же явились и разбередили с таким трудом установившееся равновесие в душе Веры. Уже и на рыбалку его зовет! Скорифанились, значит, окончательно и бесповоротно.

— А я оденусь потеплее. Термобелье, а сверху лыжный костюм. Да и костер можно будет разжечь…

— Где? Посреди озера?

Вера смотрела на уплетающего щи друга и чувствовала, как аппетит бесследно испаряется, а плохое настроение занимает свое законное в последнее время место.

— Не получится, да? Ну и ладно. Не переживай, Смолькина, не замерзну. Обещаю одеться, как капуста.

— Да мне-то что? Иди, если хочешь. Заболеешь, пеняй на себя. В следующий раз дам тебе умереть от воспаления легких.

Если до этого Макс ел себе и не смотрел на Веру, то сейчас даже ложку отложил в сторону, пристально глядя на нее. Наступила очередь Веры прятать глаза.

— Я что-то не пойму… Кажется мне или нет, что каждый раз, как речь заходит о твоем соседе, ты ведешь себя как-то странно?

— Кажется, — буркнула она, когда молчание затянулось, и взгляд Макса намеревался прожечь в ней дырку.

— А по-моему нет. Вер, ты что, влюбилась в него?

— Глупости какие! Скажешь тоже…

Теперь уже она активно работала ложкой, делая вид, что ничего вкуснее этих щей в жизни не ела.

— А посмотреть на меня слабо?

— Давай есть, а! — Вера силой заставила себя оторвать взгляд от тарелки. — И не пытайся лечить меня, психиатр чертов! Тем более, не от чего.

— Ну-ну… Как скажешь, конечно. Только и у меня глаза не на затылке. Да и на слух никогда не жаловался.

Дальше ели молча. Только стук ложек и раздавался в комнате. Лапуля, воспользовавшись ситуацией, забрался на стол и стащил еще ломтик прослойки. Обнаглел до такой степени, что тут же сидел и ел его. На него и излилось отвратительное настроение Веры, когда заметила кошачью наглость. Так огрела его полотенцем, что он до вечера где-то прятался, носу не показывал. А может просто спал, потому что не известно, сколько сала успел стащить.

Вера понимала, что ведет себя некрасиво. Так же она осознавала, что Макс, с его внимательностью, не может не замечать этого. И причина для ревности у нее была, по ее же разумению. Но почему-то становилось стыдно, что застукали ее с поличным, что не сдержалась вовремя. Хотя, с другой стороны, Максу-то какое дело? Ну да, влюбилась она в Никиту. Он-то чего дуется? Даже вон не смотрит на нее. Как будто она нанесла ему оскорбление. Или переживает, что увлеченность эта мускулистым соседом может помешать их отъезду домой? Так, зря переживает. Вера, конечно, старалась до поры до времени не думать об этом, но точно знала, что домой хочет гораздо сильнее. Да и не светит ей ничего с угрюмым соседом. А равнодушием она уже сыта по горло.

Как бы там ни было, она даже вздохнула с облегчением, когда обед подошел к концу, и можно было заняться мытьем посуды. Все ж лучше, чем смотреть на кислую мину друга и чувствовать себя в чем-то виноватой.