Глеб, держа «посредник» перед собой, осторожно приоткрыл дверь. Тихо. Косой свет. Тянет кошками. Он пожалел, что не взял маленького зеркальца — высунул его и всё осмотрел. Ладно, теперь уже нечего… Так, впереди пусто. Он сильно толкнул дверь и выпрыгнул, разворачиваясь. Тоже никого. Там тупик и там никого. Можно повернуться спиной…
— Выходим, — сказал он — вернее, хотел сказать. Потому что впереди, на лестнице, раздались быстрые шаги — кто-то поднимался бегом…
Когда я потом пытался расписать все перемещения Алины — вернее, Квадрата девятнадцать, конечно, — то каждый раз заходил в тупик, потому что перемещения эти были чересчур стремительны и вроде бы бессистемны; но, разумеется, логика в них была — только не наша, не человеческая. Всё у неё — у него — было просчитано… Долгое время я был уверен, что десантников было как минимум двое. Но потом всё же согласился с очевидным-невероятным: Девятнадцатый действовал в одиночку, но нечеловечески быстро. Ну и компактность городка сыграла роль; нам, жителям мегаполисов, трудно представить, что вся арена событий может уложиться в овал два с половиной километра на километр. Два с половиной — это мне идти от дома до метро, а ведь считается, что живу почти рядом со станцией…
— Будь очень осторожен. Просто очень-очень осторожен…
Аспирант дал отбой и положил телефон в карман. Осмотрелся ещё раз. Картина носила следы не столько обыска, сколько погрома. Для обыска не надо срывать скатерть со стола, бить посуду и дырявить абажур. Он наклонился и поднял с пола фотографию: он сам, Стёпка Сизов и Валерка Краснобровкин летом семьдесят пятого… уже всё было плохо, но мы и не представляли себе, до какой степени плохо… Степан здесь, в городе, и говорят, что полная развалина, а вот где Валерка — большой вопрос. Может быть, в базах о нём и есть сведенья, надо бы поинтересоваться…
Он услышал скрип половицы за спиной, но среагировать не успел.
В рауше Аспирант пробыл недолго, но за это время его успели раздеть догола и привязать к стулу. С волос и бровей стекала вода, мешала видеть. Впрочем, соображение включилось сразу, и не было сомнений, кого он увидит перед собой.
Молодая женщина Алина Сергеевна Арабова, двадцати восьми лет.
Она же — Квадрат девятнадцать. С которым, можно сказать, не один пуд соли…
— Местность по-прежнему красивая? — спросил Аспирант. Язык ворочался с некоторой неуверенностью. — Или уже обрыдла?
— Есть немного, — сказал Квадрат. — Но скоро вашими стараньями здесь будет сплошная бетонная площадка. Или лавовая. Как повезёт.
— Не тем пугаешь, — сказал Аспирант.
— Вообще не пугаю. Ты меня знаешь. Не любитель пугать. Просто говорю как есть.
— Знаю… Сколько мы не виделись?
— Восемь лет, четыре месяца и шестнадцать дней.
— Подожди… Это когда же?
— Так тебе всё и расскажи. Сообрази сам.
— Это… это… Так вот почему мне Благово таким разумным показался!
— Молодец. Но тогда ты меня не засёк ведь?
— Тогда — нет… Слушай, что вы с ним задумали?
— Да как всегда — спасти этот мир. Только не подумай, что я тебе буду выкладывать наш план.
— Не настолько наивен. Но, видишь ли… я ведь немного в курсе идей Благово. По-моему, он больной на всю голову.
— И кому из гениев это мешало?
— Нашёл гения…
— Именно. Правда, оказалось, что гений и злодейство очень даже совместны. Но ведь тебя это не удивляет, правда?
— Меня давно ничто не удивляет.
— Да, ты скучный. Как с тобой Маша жила все эти годы, не представляю.
— Давай об этом не будем.
— Ну, почему же. Это был весьма познавательный этап в моей жизни. Кстати, сколько нашему мальчику? Весной шестнадцать стукнет?
— Ты же знаешь. С точностью до минуты.
— Это да… Значит, скоро
— Ничего не начнётся. Он совершенно нормальный.
— Ну, тебе-то откуда знать? Ты его даже не видишь.
— Маша.
— В этом вопросе я бы ей не стал так уж доверять. Пристрастный исследователь хуже невежественного. Лучше уж поверить Благоволину.
— Чем — лучше? Он что, не пристрастный? Эта его концепция Нового Мира — не чудовищная? Да брось ты… ерунду вы затеяли, ничего не выйдет…
— А то, можно подумать, ваш долбанный Комитет затеял не ерунду? Вы хоть посчитать попытались: двадцать миллионов пойдёт только в первой волне десанта. Вы чем там думали?
— Хы. Хотел сказать «детей», да вспомнил неладное?
— А что — детей? Что теперь дети смогут сделать, если десант — предупреждён? Да и тогда, честно говоря, всё срослось бы, если бы работали всерьёз,
— То, что вы придумали — куда хуже.
— Ты ведь толком не знаешь, что мы придумали. Больше того — я толком не знаю. Не понимаю. Не могу охватить. А ты говоришь — Благово не гений. Да рядом с ним любой Эйнштейн или там Да Винчи — банальные посредственности. Или Лю Пинь.
— Это кто ещё?