Читаем Цельсиус полностью

– Ты выглядишь уставшей, – проговорила мама.

Она рассматривала меня в упор, внимательно и не скрываясь. Даже слегка склонила голову набок. Я вдруг увидела в женщине напротив одно из своих характерных движений. Было ощущение, что сидишь перед зеркалом. Которое помимо собственно отражения переносит тебя на двадцать восемь лет вперед. Хотя, конечно, не на двадцать восемь – меньше, значительно меньше. Мне даже не представить, сколько мама тратила на центры эстетической медицины. Но, как и многое другое, эти деньги она вкладывала с умом, ничего не скажешь.

– Так все и упорствуешь? – спросила мама: первым впечатлением она, очевидно, осталась довольна.

– В чем именно?

– Межбровье. У тебя там уже вызревают две морщинки.

– Там ничего нет, мам.

– И носогубки тоже. На грани. Ты делаешь что-нибудь с лицом?

– Ну как и все, наверное…

– Что все? Ты – не все. У тебя норвежские корни. Мои норвежские корни. Поэтому смотри в зеркало каждый день по нескольку раз. И повторяй: я – не все. Что ты делаешь с лицом?

Я вздохнула.

– Маски, увлажнение, скраб, ручная чистка…

– В салоне?

– И в салоне. И сама.

– Нет, – мама поджала идеальной формы губы, – я тебе уже много раз говорила. Этого недостаточно. Спохватишься, но будет уже поздно.

– Почему поздно-то, мам? Еще ведь ничего даже не видно.

– Так и хорошо, что не видно. Я за профилактику, я всегда это говорила. У меня есть свой врач, очень хороший. Это я тоже тебе говорила. И потом. Я же не филлеры тебе предлагаю. И не нити. Так… Ботокс в межбровье. И гиалуронку по контуру лица. Не о чем даже говорить.

– Мам, мне двадцать восемь лет.

– Ну и что? Я начала в тридцать три. И знаешь, о чем единственном я жалею?

– О чем? – я старательно контролировала голос, должна же вводная часть когда-нибудь закончиться.

– Единственное, о чем я жалею, – что не начала раньше, – мама торжественно замолчала, давая мне насладиться моментом.

Но тут к нашему столу подошла официантка и все испортила. Посмела поинтересоваться, готовы ли мы сделать заказ.

– Ты знаешь, – громко сказала мама, обращаясь исключительно ко мне и игнорируя официантку, – на Петроградке совсем не осталось приличных суши-ресторанов, один массовый сегмент. Даже не знаю, с чем это связано.

Я пожала плечами.

– Я не люблю суши.

– Чтобы любить суши, нужно хотя бы раз в жизни их попробовать, – наставительно сказала мама. – Я имею в виду настоящие суши. Тигровые креветки темпура, две порции. И чайник чая. Японская сенча.

Она резко повернулась к официантке. Последняя часть тирады, очевидно, предназначалась ей. Девушка озадаченно хлопала ресницами.

– Я сказала – две порции тигровых креветок темпура.

– У нас… Вы знаете… В меню…

Мама с улыбкой перевела взгляд на меня: ну, что я тебе говорила?

– Тогда суп с лососем. Лосось-то хотя бы у вас имеется?

Девушка радостно закивала головой.

– Слава тебе господи, – сказала мама и тотчас забыла про официантку.

Она поставила на колени сумку, вытащила оттуда переплетенный пружиной альбом. Я внутренне подобралась.

– Знаешь, Жаннуль, та дизайн-студия, что ты мне порекомендовала

– Я порекомендовала?

– Ну да, – мама раскрыла альбом, замелькали чертежи, отрендеренные фотоизображения, таблицы. – «Смирнов и пространство», помнишь? Ты сказала, что с ними все нормально. Что ты их знаешь и все такое? Помнишь?

– Ну.

– В общем, они закончили делать проект, и Зинаиде он не понравился. Совсем. На словах все было прекрасно, а в результате вышло какое-то убожество, – мама постучала ухоженным ногтем по глянцевой странице альбома.

Я взяла в руки альбом и пролистала его. Хотя могла бы этого и не делать.

– И вот что я подумала, – мама сделала паузу, разлила по чашкам чай, горячий настолько, что мне сразу же инстинктивно захотелось отодвинуться подальше. – Раз уж твои протеже так накосячили, ничего, если я попрошу тебя ими заняться? Я имею в виду – косяками. Возьмешься?

Я не выдержала и отставила от себя исходящую паром чашку с чаем.

Все дизайнеры сейчас заняты. По самое не могу. И это мы еще не начали работать с яхт-клубом Руслана. Да и не провести мне этот проект через бюро официально. Денег ведь, как я понимаю, здесь никаких не будет. Остаются только стажеры. Единственный вариант.

Я вздохнула и вытащила из сумочки свою визитку.

– Пусть Зинаида твоя позвонит. Что-нибудь придумаем.

Мама взяла визитку, не глядя убрала ее к себе в бумажник. Мимоходом. Точно я передала ей салфетку с дальнего конца стола.

– Только гонорары R.Bau Зинаиде не потянуть. Надеюсь, это ты понимаешь.

– Что-нибудь придумаем, – повторила я.

Принесли суп. Мама долго принюхивалась к нему. Наконец решилась попробовать. Я тоже решилась:

– Скажи, мам… Ты знаешь, что стало с отцом после отъезда в Москву? Ты никогда мне об этом не рассказывала.

– Не знаю и знать не хочу, – отчеканила мама. – С чего вдруг тебя это заинтересовало?

– Да нет, ничего. Просто я тут подумала: у меня же может быть, наверное, брат или сестра в Москве?

Мама поморщилась и отодвинула от себя тарелку с супом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза