— Вот такие дела, — заходил Кощей по кабинету. — Видишь, господин Статс-секретарь, она и не удивляется даже, вопросов не задаёт, за какие это провинности её тут связали. А почему? А потому, что вину свою чувствует.
Я ничего не понимал и предпочитал помалкивать, как и приказал мой шеф.
— Ну, раба моя неверная, сама всё расскажешь или пытать тебя надо люто и безжалостно? Лучше, конечно, попытать. Оно и веселей и забавнее.
Девушка вдруг вздохнула и тихо с мукой произнесла, так и не подымая головы:
— Отпусти меня на волю, царь-батюшка. Не могу я больше. Никак не могу. Руки по локоть в крови, а сколько душ невинных загубила, твои задачи выполняя… Верой и правдой столько лет тебе служила… Отпусти, батюшка.
— Верой и правдой, говоришь? Ну, может быть так оно и было, только за верность я награды даю, а не к стулу пыточному привязываю. Так почему же ты здесь оказалась?
— Воля твоя, батюшка…
— Моя, верно. Только не ответила ты мне, бесовка.
Он повернулся ко мне:
— Знаешь её, Фёдор?
— Ну, виделись разок мельком. Заходила к нам в Канцелярию.
— Зачем, сказала?
— Мне — нет. Она с Михалычем разговаривала.
Мне было жутко неловко. Я чувствовал себя каким-то доносчиком. Хотя, с другой стороны, симпатии к этой девице я не испытывал, памятуя её затею с убийством участкового.
— Ты мне, Федор Васильевич, не хитри, прямо отвечай, когда я тебя спрашиваю. Зачем бесовка к вам приходила?
— Михалыча просила зелье сделать, — выгораживать я её не хотел, а уж обманывать Кощея, тем более. — Отравить участкового лукошкинского собиралась.
— Вот, — покивал головой мой работодатель. — За честность хвалю. Но нешто ты думал, что я и так этого не знал? Нешто в моём дворце от меня секреты, какие быть могут?
Я пожал плечами мол, виноват, но исключительно по глупости, а не из злого умысла.
— Ну и зачем, раба моя, ты участкового Никитку извести надумала?
— Тебе приятное сделать, батюшка. Чтобы отпустил ты меня за службу верную.
— Да неужто? — картинно удивился Кощей. — Вот смотри, Федя, каких я работничков выращиваю. И приказывать ничего не надо, сами за меня всё додумывают и доделывают.
Я пока не понимал, куда он клонит и слушал внимательно и напряженно.
— Хитришь ты, девка, ох хитришь. И про меч-кладенец вызнавала — тоже мне подарочек сделать хотела?
Бесовка молчала, так и не подымая головы.
— Не хочешь по-хорошему говорить, будешь по-плохому. На цепях бы тебя вздёрнуть и железом каленым прижечь, да только времени сейчас на баловство нет.
Кощей открыл ящик письменного стола, порылся и достал небольшой полотняный мешочек.
— Федор Васильевич, налей-ка в стакан воды половину.
Налил, отдал Кощею. Он сыпанул в воду немного белого порошка из мешочка, размешал костлявым пальцем тут же ставшую опять прозрачной воду и поднес стакан к лицу девушки:
— Ну-ка выпей, красавица. Пей-пей, а то силком волью.
Он приподнял ладонью подбородок бесовки и она безвольно проглотила содержимое.
— Вот и молодец, — похвалил Кощей. — А мы подождем, пока зелье мое действовать начнет, а потом ты нам всё-всё расскажешь.
— Сыворотка правды?
— Почему сыворотка? — удивился Кощей. — Порошок. Ага, смотри, Федь, обмякла девка, можно спрашивать.
Девушка и правда, безвольно повисла на веревках и Кощей приступил к допросу.
— Зачем участкового убить надумала?
— Выслужиться хотела, — тихо произнесла она. — Доверие заработать.
— Передо мной выслужиться? — Кощей повернул ко мне голову и поднял палец, призывая к вниманию.
— Нет, батюшка.
— А перед кем же? К кому переметнуться надумала?
— К Змею, батюшка.
— К Горынычу?! — охнул я и тут же виновато прикрыл рот ладонями.
— К Горынычу, — подтвердила девушка. — К фон Дракхену.
Я недоуменно посмотрел на Кощея. Что это за фон такой? Он только отмахнулся и продолжил допрос:
— И что пообещал тебе фон Дракхен за участкового?
— Сказал — посмотрит.
— Что еще велел сделать?
— Ничего, батюшка. Это я сама ему предложила и про меч вызнать и про сестру Горохову.
Бесовку прорвало, похоже, порошок начал действовать с максимальной силой и информация из нее хлынула, как вода из Рейхенбахского водопада.
Про Змея этого я толком не понял, решив потом расспросить Кощея, но вспомнил, как Горыныч жаловался мне мол, окопался тут у нас на Руси еще один гад летающий, которого ошибочно тоже Змеем Горынычем зовут. Только, как я понял и размерчиком этот Змей был куда поболе, да и норов имел крайне отвратительный.