Целую, Кощей

– Да хороший ты у меня, деда, просто замечательный! Только что это тебе сегодня мой филей покою не даёт? Ты у Гюнтера, что ли нахватался?

Михалыч возмущенно фыркнул, но я быстро, не давая ему слова молвить, а то сейчас начнется проповедь на полчаса, сказал:

– Ну, давай, выкладывай, что ты там от собачек припас?

Дед еще пофыркал немного, как ёж-альбинос над белой мышью в блюдце молока и, покопавшись в кошеле, протянул мне круг пахучей домашней колбасы.

На самом-то деле, тут вся колбаса – домашняя, а вот милой моему сердцу «Докторской» или хоть палочку сырокопченой днем с огнем не найти. Хотя, надо честно признаться, здешняя колбаса очень даже ничего, а жареные колбаски Иван Палыча так вообще шедевр кулинарии, но хочется иногда взять такой толстый кружок обычной вареной, да ляпнуть его на ломоть хлеба, а если еще и горчичкой умеренно сверху намазать… м-м-м…

Пардон, отвлёкся.

– Ну и что мне с ней делать? – я недоуменно повертел в руках колбасу, понюхал, примерился, открыл рот, но передумал. Не время сейчас для еды. – Хочешь, чтобы я съел её и дыхнул на собак, а те от зависти и перемрут? Или поделить её между псинками, а они за это меня трогать не будут?

– Посмейси мне еще Федька! Живо бери колбасу в руку и держи покрепче!

– Ну, взял, держу. И что теперь?

– А таперича, как попадем на царский двор, ить сразу начинай по нему кругами бегать и колбасой маши во все стороны. Все собаки за тобой кинутся, а я тем временем…

– Михалыч!

Отмщённый дед довольно похекал и уже вполне серьезно протянул мне небольшую склянку:

– На вот, сделай три махоньких глотка.

– Прямо выпить? – я недоверчиво и с опаской повертел в руках бутылочку с густой, будто масло, жидкостью. Кто его, старого приколиста знает, еще подсунет касторки или отвар перца чили для поднятия настроения.

– И не сумлевайся, внучек! – заверил меня Михалыч. – Это – еликсир самого Готфрида Бранденбургского!

– Ух ты! Самого Готфрида?! А кто это такой?

– Да напарник мой по молодости, – отмахнулся дед. – Знатный алхимик был, золотые руки. Ежели надо свинец в золото превратить или философский камень из булыжника с мостовой сделать, а то и вечной молодостью какую-нить богатую старую дуру одарить, то лучше его, мазурика и не сыскать. Но вот, что на самом деле умел, так енто еликсиры всякие полезные составлять. Так что глотай, внучек, глотай.

– Шевалье, вы скоро? – спросила заскучавшая Маша.

– Эх, ладно, – решился я и сделал три быстрых маленьких глотка.

Ну а кто говорил, что эликсир или любое зелье должны быть вкусными? Это же не коньяк и не сгущенка. А жаль.

Откашлявшись и отплевавшись, я протянул склянку Маше.

– Ну что вы, мсье Теодор, – улыбнулась она, демонстрируя мне клыки как у известной киски Багиры. – Меня собачки и так любят.

– Ага, – хихикнул Михалыч, – так любят, что от одной улыбки с воем разбегаются. Ну что, пошли ужо?

– На, Михалыч, сам-то не забудь глотнуть эликсиру своего, – я вернул деду склянку.

– А мне-то зачем? – удивился дед, бережно пряча бутылочку в кошель. – Я еще вчера у Кощея-батюшки на нас с тобой оберегов заговоренных взял и от собак, и от волков, и от прочей живности.

Вот не могу я при дамах материться, даже когда очень хочется, как сейчас.

* * *

До дворца мы добрались без происшествий, на стрельцов не нарвались, да и с внешней стороны царского забора патрулей не было видно, зато бесы уже были здесь. Я их и не увидел, только догадался об их присутствии, услышав тихий шепот Калымдая:

– Федор Васильевич, у задней калитки телега стоит милицейская да стрельцы и ментовские и царские кучкуются. Телега сеном заполнена, видать опять скрытно участкового привезли к Гороху. Вы уж поосторожней там.

– Угу, спасибо, – шепнул я в ответ, вздыхая про себя.

Не везет и всё тут. За Никиту я рад, конечно, что он выздоровел, но как же он сейчас не к месту тут оказался.

– Машуля, – я обернулся к нашей грозной вегетарианке, – перенеси нас через забор куда-нибудь в тихое местечко.

И тут же зашелестели распахивающиеся крылья, сильные руки вампирши подхватили нас с дедом и мы взлетели в поднебесье, как два ангела возвращающихся домой с корпоратива, бережно удерживаемые третьим, трезвенником. Правда, до небес мы не долетели и слава богам, а были тихо и мягко опущены Машей возле большой поленницы дров. Тихо хлопнули крылья, и мы с дедом остались одни, замерев и внимательно прислушиваясь. Тишина. И сильный запах колбасы. И тихое чавканье.

– Дед, ты чего?! – зашипел я.

– Нервы, ням, внучек, – прошептал дед. – Хочешь кусочек?

– Сейчас же все собаки сбегутся!

И точно, топот лап по утрамбованной земле и возле нас появились три широко улыбающихся пасти с высунутыми языками, с которых довольно зловеще тянулись капли слюней. А еще зубки. И горящие глазки. А по мере приближения к нам, постепенно вырисовывались и мохнатые мощные туловища, ростом мне по пояс.

Я домой хочу! К компьютеру! В мою родную Канцелярию с крепкой дверью и засовом! К Тишке, да Гришке, к Дизелю! К Кощею, что б его волки съели, надо же было загнать нас в Лукошкино на съедение этим монстрам!