Целую, Кощей

Кощей (озабоченно, но не забывая об имидже): – Врезать ему хорошенько по почкам, чтоб не притворялся, а принимался за работу.

Калымдай: – Раздеть его догола, натереть солью и на горячем скакуне погнать по степи верст с полста, чтобы вся зараза потом в соль впиталась, а потом окунуть в колодец, чтобы и соль смыть.

Гюнтер: – А давайте я его раздену?

Аристофан: – Самогонки боссу, в натуре с перцем, реально литр влить и обложить двумя толстыми бесовками, типа для обогреву.

Гюнтер: – А давайте я ему согревающий массаж сделаю и натру розовым маслом?

Маша: – А я читала в романе Шарля де Бугалон, что некоего рыцаря, вернувшегося в родные края из крестового похода с контузией в крайне тяжелой форме, такой, что он даже не узнавал свою возлюбленную, мадмуазель де… Молчу-молчу… Ох уж мне эти мужчины…

Михалыч: – А я от сейчас оладиками Федьке под носом повожу, он и не вытерпит, вскочит.

Лиховид Ростиславович: – А так и надо охальнику, чтоб над старыми людьми не издевалси!

Варя (через Машу и по большому секрету): – Поцеловать Федю надо… Нежно…

Гюнтер: – Давайте я поцелую?

Кощей: – Я в детстве постоянно гриппом болел. И ничего, работал же.

Баба Яга (в записке, переданной с вороном): – Клистир ему, паршивцу, из скипидара с хреном сделайти.

Гюнтер: – А давайте я с клистиром помогу?

Как я жив остался, не представляю…

Лечил меня дед, выгнав, слава богам, всех советчиков. Да и лечил-то мокрой тряпкой на лоб да чаем с малиной. И ведь помогло. Через пару дней я уже почти и не опирался на Дизеля, ковыляя в ванную. А когда во дворце стало известно, что я пошел на поправку, в Канцелярию посыпались со всех сторон поздравления и пожелания скорейшего выздоровления. Вот честно скажу: я тронут был. Даже тортик от нашей глабвух-кикиморы принял с глубокой благодарностью, пусть и сделан он был из болотного ила и украшен гнилушками вперемешку с дохлыми комарами, но, ведь, от души же! Тортик, кстати, потом с удовольствием сожрал Аристофан.

А к концу недели я уже стал требовать нормальной еды. Достали меня эти каши с бульонами!

– Иван Палыч сказали, – строго заявлял дед, – что тебе, внучек мяса ну никак нельзя кушать. На от, каши гречневой с грибами. Я в её тебе сальца покрошил заместо мяса.

Зато выспался я… На неделю вперед!

Но всё хорошее, к сожалению, заканчивается и, когда Кощей опять переключил Дизеля на стандартный режим, будящий меня в шесть утра, а Михалыч подал к завтраку ветчину и стейки из осетрины, я понял, что мир действительно жесток и мне придётся опять впрягаться в работу. Одни садисты и изверги вокруг…

– Ну что дед в мире-то творится? – спросил я, без всякой жалости отодвигая пустую тарелку, на которой еще недавно лежала горкой молодая картошка, посыпанная зеленью и умеренно политая маслом.

– Охо-хо, внучек… – завздыхал дед. – Ты пока тут больным притворялся, делов-то накопилося для нашей Канцелярии и лопатой не разгрести.

– Чего это притворялся?! – возмутился я. – А там что в миске закрытой?

– А откудова я знаю, чего ты притворялси? – парировал дед. – А в миске – холодец. Только его без горчицы и хлеба никак нельзя есть. Да и то огурцом соленым закусывать надо. Будешь?

– Ты дед кого угодно уломаешь… Давай. И компотику плесни, пожалуйста. И вон тот бутерброд с грудинкой тоже подай, а? Жирная очень? Лучше сало? Не дед, давай сало потом, после холодца… Так что там за дела такие, что без меня никак с ними не справиться?

– Чёй-та не справитьси? Да легко, внучек. Только, ежели что не так пойдёт, на кого вину валить? От, то-то же… Не трожь грудинку кому я сказал?! Не капризничай, Федька! Сначала холодец доешь.

– Сатрап ты, Михалыч. Деспот и тиран. Ну, дай бутерброд, а?.. И ты мне скажешь, наконец, какие дела накопились или мне у Маши узнавать?

– От она знает прям! Её от посла за уши не оттянуть до делов ли ей?.. Да на, на грудинку! Все нервы себе вымотаешь пока тебя покормишь… Только не говори потом, что сало уже пихать некуда!

– Дела, Михалыч. Какие дела?

– Никаких дел, внучек пока не доешь!

– Да Кощей с тобой дед, накладывай… Только давай одновременно. Я ем, а ты рассказываешь.

– А дела у нас, внучек, – наконец-то созрел дед, – всё те же – летательные. Никак наша Олёнка чертежи у Гороха упереть не может, но божится, что уже вот-вот.

– И всё?

– А тебе мало? Задание от царя-батюшки – это тебе не дело?

– Дело, конечно, только я думал уже сейчас куда-то бежать придётся, что-то решать…

– И придётси, внучек, если только ты еще не передумал своей Варьке помочь.

– Ну-ка, ну-ка, что там про Варю? – я заволновался и даже забыл на холодец горчицы ляпнуть.

– А ты про олухов ентих, её братцев, забыл что ли? – дед с удивлением глянул на меня.

– А про них что-нибудь выведали? Я же Аристофану задание давал…

– А как же! Всё как есть разузнали, – дед гордо выпятил вперёд бороду, будто сам шпионил за ними. – Только пока холодец не съешь, ничего не скажу!

– Ну, дед…

– От добрый я у тебя, Федька, даже сам удивляюсь… Ладно слушай.