Целую, Кощей

– Енто та девка дворовая, – пояснил дед, присаживаясь с другой стороны от Олёны, – которую Горох в полюбовницы себе взял, а наша Олёнка через её к чертежам подобраться сумела.

– А да, помню… Только я не знал как её зовут… Да не важно уже. А как же это произошло?

– Э-хе-хе… – вздохнул дед, подсовывая Олёне рушник. – Тут же, вишь какая загогулина, внучек, Олёнка-то она ведь только наполовину человек сейчас. А наполовину – бесовка. И половинки енти похоже войной друг против дружки идут. То одна одолеет, то другая.

Девушка всхлипнула, немного успокоившись и кивнула головой.

– А зачем же этой плохой половине понадобилось эту девушку Ксюшу убивать? – я снова погладил Олёну по голове. – Из вредности?

– Свидетеля ента бесовская сущность удалила, – пояснил дед. – Ну-кось, сморканись-ка красна девица от души в рушник! Бесы потом постирают… От так от! Ажно уши заложило!

– Я же с Ксюшей всё время рядом была, – хлюпнула носом Олёна, – она запросто могла проболтаться про меня, ну вот…

– Дела… – протянул я, а потом задумался. Девушку эту, Ксюшу, жалко было конечно, но тут уже ничего не поделать, судьба у неё похоже такая. Да и всех в мире не нажалеешься. Мне вон и Олёну жалко. И, честно говоря, я за неё сильнее переживал, чем за неизвестную мне девушку, которую я ни разу в жизни и в глаза не видел. Пусть это как-то и цинично звучит, но Олёна – наша и вот она рядом сидит, слёзы вперемешку с соплями утирает. И о ней я сейчас позаботиться должен.

– Значит так, – строго сказал я, собравшись с мыслями, – девушку эту, Ксюшу, жалко, чего уж говорить, но твоей вины, Олёна, в этом нет. Ты это чётко понять должна. Война идёт сейчас, а на войне без потерь не бывает. А будет кто выспрашивать про это, пусть и сам участковый… – девушка с надеждой подняла на меня глаза, -… скажем что Ксюшу убил… да Кощей тот же. Вот просто так пришел и убил. На царя-батюшку уже столько собак повесили, что еще от одного убийства ему ни жарко, ни холодно, а народ в очередное преступление всероссийского злодея с удовольствием поверит и проверять не будет.

– Верно говоришь, внучек, – кивнул дед. – Кощеюшка и сам бы такой план одобрил бы… если бы оно ему надо было.

Олёна встала и низко поклонилась нам:

– Спасибо вам, батюшка Секретарь и вам, дедушка Михалыч, что заступились за Олёнку-бесовку…

– Олёна! – рявкнул я. – Ну-ка завязывай ты с этими поклонами, слышишь?! Мы здесь все свои, одна команда, соратники. Поняла?

– Поняла батюшка…

– А ить поняла, так ступай, девка, да в порядок себя приведи, – засуетился Михалыч. – Да и мы с батюшкой Секретарем сходим личико его белое ополоснём, да и завтракать все сядем… Ну и чего сидим, глазки на меня таращим? Марш на двор, грязнули непотребные!

Завтрак прошел мирно и как всегда вкусно. Олёна, успокоившись, так наворачивала пирожки, что я даже запереживал, что мне не достанется. Но это я зря переживал. Дед так нафаршировал меня яичницей с ветчиной, что я смог осилить этих пирожков всего с десяток, стараясь оставить место для десерта.

– Ой, а я же забыла сказать, – Олёна полюбовалась на рубиновую каплю вишневого варенья, медленно сползающую с ложки в чашку с чаем. – У нас же тут в подвале с утра Настасья сидит, полюбовница хозяина трактира того, где Никита… участковый облаву устраивал.

– Во как? – неприятно удивился я. – А что произошло?

– Да она на меня второй день с ножом по всему Лукошкино охотится, – хихикнула девушка. – А сегодня на рассвете выследила меня видать, да прямо сюда к нам и заявилась.

– Чуть нам двух бесов не прирезала, – подтвердил Михалыч, забирая у Олёны варенье и подпихивая его мне.

– Ни чего себе…

– Бесы-то её и скрутили, а потом ко мне ить и побежали, а я уже, пока ты дрых, внучек и никак своими делами управлять не мог, заместо тебя, сони такого, и распорядился в подвал её кинуть.

– Ой ну ладно тебе, дед… И что дальше с ней делать думаем?

– Да прирежем её, внучек, – спокойно сказал дед. – А вечером ребятки в Смородину её скинут и всех делов.

– Как это – «прирежем»? – я оторопело уставился на деда. – Вот так просто возьмём и убьём?

– Можно и не просто, если ты позабавиться надумаешь, – хмыкнул дед, а потом посерьёзнел. – Разговаривал я с ей, внучек. Совсем озверела девка, месть ей глаза кровавой пеленой застила. Пока не убьёт Олёнку и кого еще из наших, не успокоитси.

– Ну, можно же её, например… – начал я.

– Не можно, – решительно перебил меня дед. – Я на таких за свою жисть нагляделся, внучек. Да оно тебе надо – врага смертельного за спиной иметь, да ходить, озираясь постоянно удара ножом в спину ждать? Вот то-то. Враг она, внучек, враг. А со врагом, что делають? Вот и оно…

– Да всё равно как-то… – мне было не по себе. Взять вот так запросто и убить человека? Девушку?

– Федька, – ласково протянул Михалыч, – а у нас тут ить не церковно-приходская школа и не богадельня какая. Забыл на кого и где работаешь?

– Ну ладно… – дед был прав на сто процентов, только я всё равно к такому привыкнуть никак не мог. – Только…

Михалыч с Олёной переглянулись и одновременно хмыкнули.