Целую, твой Франкенштейн. История одной любви

Он подходит к контейнеру с частями тел и возвращает ампутированную руку в пакет.

– Есть страшный рассказ о руке, которая отделилась от тела хозяина и зажила собственной, довольно неприятной жизнью. Душила людей, пугала детвору, подделывала банковские чеки и тому подобное. Сегодня она бы троллила весь Twitter, – усмехается Виктор.

– Рон Лорд хвастался, что разрабатывает роборуку для мастурбации.

– Нигде выгоду не упустит, – хохочет Виктор. – Интересно, она пойдет в комплекте с роботом или отдельно?

– Надо было уточнить, – прыскаю от смеха я.

Виктор притягивает меня к себе – живое существо среди кусков мертвой плоти.

– Изделию Рона с тобой не сравниться, – шепчет он мне в ухо.

– Честно?

– Да, – выдыхает Виктор, направляя мою ладонь к своему паху.

– Так вот что я для тебя, – разочарованно говорю я.

– Рука? Нет.

– Сексуальный объект.

– Тебе не нравится то, чем мы занимаемся? – Виктор вынимает член из брюк.

– Нравится. – Я смачиваю слюной ладонь.

– Тогда зачем отвергать наслаждение?

– Чтобы избежать боли.

– Я не могу спорить, когда ты это делаешь.

Виктору нравятся медленные движения. Нравится, когда моя голова покоится на его плече. Нравится, когда его рука лежит на моем бедре. А мне нравится его запах. Двуногое животное. Человек, который мечтает сделаться бесплотным. Я держу его плоть в левой руке.

– Можно я кончу в тебя? – хрипло спрашивает Виктор.

– Да.

Он садится на металлическую скамью, сцепив руки за спиной. Я сажусь сверху. Теперь его голова на моей груди. Я знаю, как двигаться. Виктор кончает.

– Я люблю тебя, – выдыхает он.

Как же хочется задержать это мгновение! Поверить Виктору. Хочется, чтобы его любовь поддерживала, как вода в знаменитом Мертвом море, а не лишала жизни, как коварная трясина. Хочется доверять Виктору. Но я ему не доверяю.

– Ты любишь не меня, а саму идею.

– То есть идею гибрида?

– Да, – киваю я. Мы уже говорили об этом.

– Ты ведь, в первую очередь, человек. – Виктор нежно гладит мои волосы.

– По-твоему, лишь промежуточная ступень.

Он крепко обнимает меня, и я улавливаю аромат базилика и лайма.

– Какая разница! Люди развивались и продолжают развиваться. Единственное отличие в том, что мы способны думать, а значит, направлять собственную эволюцию в нужную сторону. Процесс эволюции ускоряется. Мы более не зависим от природы. Мы должны вырасти. Целому биологическому виду нужно вырасти! Выживают не самые приспособленные, а самые умные. То есть мы. Ни один другой вид не способен управлять своим будущим. К примеру, ты, Рай – красивейший человек – девушка-юноша, как бы то ни было изначально, но благодаря операции тебе удалось изменить свой пол. А ведь смена пола – это вмешательство в индивидуальную эволюцию! Тебе удалось расширить свои возможности. Вот что меня привлекает! Да и как иначе? Обе грани твоей личности весьма необычны и в то же время реальны. Ты здесь и сейчас! Ты предвестник будущего!

Я собираюсь возразить, но желание берет верх. Теперь моя очередь получить наслаждение. Мне нравится, когда его полурасслабленный член трется о мой пятисантиметровый клитор. Я двигаюсь на Викторе, глядя на гориллу с бананом на экране компьютера.

Мои оргазмы до сих пор приходят по-женски, волной, а не взрывом, как у мужчин, и длятся дольше, чем у Виктора. В самом начале курса тестостерона, в высоких дозировках для смены пола, мои оргазмы были болезненными, мощными и короткими, словно сильный удар, и непредсказуемыми. Приходилось прилагать все усилия, чтобы не доводить себя до кульминации, и меня преследовало навязчивое сексуальное желание. Постепенно все пришло в норму, но мне все еще нужен секс. С Виктором.

И вот он, оргазм. Почти до обморока. Мгновения эйфории от секс-наркотика. Я не помню себя. Замедляю движения, смакуя последние сладостные спазмы.

– Мне нравится твой член. Еще соскучишься по нему, когда от тебя останется лишь мозг в колбе, – говорю я.

– Так кто соскучится: я или ты? – Виктор отодвигается и убирает член в брюки. – Секс происходит в голове.

– Надо же! А мне казалось, все дело в члене!

– Рецепторы удовольствия могут располагаться где угодно. Даже если мозг в колбе.

– А давай просто ради шутки представим, что ты уже превратился в этот самый мозг в колбе, – предлагаю я. – Какое бы ты выбрал для себя тело?

– Меня устраивает мужское тело. Я бы оставил именно такой носитель, по крайней мере, до тех пор, пока не освобожусь от плоти окончательно. А если говорить об усовершенствованиях, то я добавил бы себе крылья.

Я не выдерживаю и разражаюсь хохотом.

– Крылья? Наподобие ангельских?

– Да. Представь их невероятную мощь! Просто представь их у себя за спиной.

– Какого цвета предпочитаешь? – веселюсь я.

– Только не золотые. Иначе я стану похож на Либераче[58]. Я не гей.

– Точно? – Я игриво сжимаю его яйца.

– Точно. Во всяком случае, не больше, чем ты.

– Я не вижу себя частью двоичной системы.

– И правильно делаешь.

– Я вне ее. В отличие от тебя, – говорю я. – С крыльями или без, в человеческом теле или нет, ты все равно не желаешь быть геем.