Когда наступала весна, мы, надев резиновые сапоги, радостно ходили по лужам и при помощи щепочек и обломков кирпича перегораживали ручейки, заставляя их течь в другую сторону.
15
Я помню, как женщина со странным именем Ганя, когда ее подзывали к телефону, всякий раз говорила: «Это кто?» Женщина Валентина Николаевна говорила: «Слушаю». Ее дочка Анька говорила: «Вас слушают». Бывший майор Никитенко говорил: «На проводе». Пожилая и интеллигентная Клавдия Николаевна, семье которой когда-то принадлежала вся квартира, говорила: «Алоу». Метростроевец Гаврилов коротко и грубовато говорил: «Да». Алкоголичка Нюра, которой никто никогда не звонил, брала трубку и говорила: «Вам кого?»
16
В Центральных банях, куда отец водил меня пару раз, мне очень нравился бассейн. Прежде всего тем, что он был мелкий и в нем можно было стоять. Потому что плавать я не умел.
Был там также и душ Шарко, который поливал тебя сильными струями со всех сторон. Он мне ужасно не понравился. Было щекотно и неприятно. И даже, как мне показалось, больно.
17
Однажды одноклассник Вова Гусев после школы пригласил меня к себе. Оказалось, что он со своей матерью жил прямо в проходной какого-то завода, где мать работала вахтером.
Она угостила нас супом с макаронами. На второе были те же макароны.
Мне все понравилось. Особенно мне понравилось жилище, потому что все время мимо нас кто-то ходил, и это было очень интересно.
Что такое бедность, я тогда не знал. То есть знал, но я знал, что бедность бывает только в других странах. В Америке, например.
18
Я долго не мог решиться прочитать хотя бы один из его романов, потому что он на своем портрете ужасно напоминал мне одну мамину подругу, которую я не любил за то, что она всякий раз при встрече больно щипала меня за щеку при помощи указательного и среднего пальцев. Она и Бальзак были удивительно похожи друг на друга. Разница между ними была лишь в том, что у одного из них были усы.
19
Помню, что была игра, которая называлась «колдунчики». В чем она заключалась, я совершенно не помню.
Но помню, с чего она начиналась. Один из участников вытягивал руку ладонью вниз, а все остальные прикладывали свои указательные пальцы к этой ладони. После чего владелец ладони быстро произносил: «Мама, папа, жаба, цап!» и сжимал ладонь. Тот, кто не успевал быстро убрать свой палец, должен был «водить».
А вот что там было дальше, я, повторяю, не помню.
20
После седьмого класса мы с учительницей литературы Наталией Ивановной поехали в Ленинград. Поселились в какой-то дешевой гостинице на окраине города.
В номере жили по трое. В том номере, где жил я, жили еще Смирнов и Павлов. Полночи мы трепались и смешили друг друга.
Утром отправлялись по всяким достопримечательностям.
Побывали мы и в Петергофе. Там были фонтаны. Один из них изображал Самсона, разрывающего пасть льву.
Всю обратную дорогу Смирнов и Павлов шутили. Они тыкали в меня пальцами и говорили: «Пора Льву порвать пасть». И жестами изображали, как они это будут делать. Всем было весело. Даже мне.
21
В этот день я был в Таллине. И ничего не знал. Шел по улице и встретил московских знакомых — мужа и жену. У них были совершенно подавленный вид. Я спросил, что случилось. И они мне рассказали.
Мы пошли в ближайший магазин, купили водки и прямо на скамейке в каком-то скверике выпили ее в полном молчании. Говорить было не о чем.
22
С войны многие возвращались законченными алкоголиками. Я помню, как у пивного ларька два одноногих инвалида дрались костылями. Подрались они потому, что один другого обозвал «тыловой крысой». Их разнимали, говоря: «Мужики, вы чего! Вы же фронтовики. Нехорошо».