Я помню, как женщина со странным именем Ганя подпевала кухонному репродуктору всякий раз, когда оттуда звучало «У любви, как у пташки, крылья». Очень она любила эту арию, которую называла «песней».
Эта «песня» звучала тогда довольно часто в концертах по заявкам радиослушателей наряду с полонезом Огинского и с «Куда, куда вы удалились» в исполнении Лемешева.
17
Я знал когда-то симпатичную пожилую даму, которая была родом из Калуги и успела поучиться в тамошней гимназии. В той гимназии преподавал Циолковский.
Он был, по ее воспоминаниям, ужасный чудак и был к тому же глуховат, и гимназистки, конечно, над ним подсмеивались.
Он был добр, и все этим пользовались. Если ученица плохо знала урок и он собирался поставить ей за это двойку, она начинала плакать. Он немедленно шел на попятную, ставил ей тройку вместо двойки и при этом растерянно бормотал: «Не пвачьте, не пвачьте».
Звук «л» он произносил на польский лад.
18
Глядя на карту Южной Америки, где государство Чили выглядело как узенькая и длинная полоска, вытянутая с севера на юг вдоль океанского побережья, Смирнов задумчиво сказал, хмыкнув при этом: «Да, про такую страну никакой поэт не напишет „Широка страна моя родная“». Он вообще-то редко шутил удачно. А эта шутка мне понравилась.
19
Однажды я услышал, как какой-то восточный человек громко и долго говорил с кем-то по мобильному телефону. Из контекста я понял, что он кому-то рассказывает о своей предстоящей женитьбе. Отвечая, по-видимому, на вопрос, хороша ли собой невеста, он радостно прокричал в трубку: «Да! Красывий! Бэлий! Всэ зуби целий!»
20
Друг моего отца, Владимир Васильевич, работал в министерстве. И что-то там такое возглавлял. Он и его жена тетя Галя приезжали к нам на «Победе» с шофером. Меня пускали посидеть в машине. И я с важным видом на виду у приятелей сидел, развалясь, на покрытом ковром заднем сиденье.
Потом он ушел из министерства. Ну и «Победа» куда-то исчезла.
21
Однажды, когда я в очередной раз был с мамой в городе Севастополе, я умудрился заболеть сильнейшей ангиной.
Помню, как с высочайшей температурой я лежал в проходной комнате, где все ходили туда-сюда, и урывками, впадая время от времени в болезненный сон, читал «Человека-невидимку». Когда я засыпал, он, этот невидимка, мне снился, и явь мешалась со сном.
22
На фронтоне Ленинской библиотеки изображены барельефы классиков мировой науки. Когда-то, в советские годы, перед государственными праздниками поверх этих барельефов вешались огромные портреты членов Политбюро. Меня, помню, очень веселили подписи под портретами скучных дядек в одинаковых пиджаках. Под ними значилось: Ломоносов, Ньютон, Фарадей и так далее.
23
Мой двоюродный брат Игорь был женат, хотя и недолго, на дочери посла. То ли в Швеции, то ли в Дании — уже не помню.
Когда он к нам приезжал, он всякий раз дарил мне несколько пластинок жвачки.
На весь следующий день я становился самым главным человеком в классе.
24
Мне вообще везет на всякие ничем не объяснимые странности.
Но, может быть, самое странное и необъяснимое, что я видел в жизни, была настенная надпись мелом, на которую я наткнулся в городе Берлине в середине 1990-х годов. На стене какого-то невзрачного дома, мимо которого я шел куда-то, было написано, причем по-русски: «Парацельс — убийца!».
Это было настолько удивительно, что я даже не предпринял попыток понять, что это может значить.
25
Эту удивительную загадочную мантру необходимо повторять до тех пор, пока не обнаружатся признаки просветления.
Но не каждый день. Потому что нельзя злоупотреблять сильнодействующими духовными средствами. В противном случае они могут перестать действовать.
26