Цемах Атлас (ешива). Том первый

— Вы боитесь, что ваши товарищи вырастут, будут учиться больше вас и им найдутся лучшие партии, чем вам. В изучении Торы тоже можно быть обжорой и пьяницей[17].

Ученики выслушивали его молча, с опущенными головами, и дергали пальцами первые, мягкие волоски на подбородках. Однако, когда глава собрания отпускал их, они возвращались к своим томам Гемары. Цемах с тоской вспоминал о годах, проведенных в России, когда толпа на улице размахивала красными флагами, а в синагоге мусарники вгрызались зубами в стендеры, чтобы не быть вытащенными на улицу революционными песнями. Даже то время, когда он ходил туда-сюда через границу, рискуя быть застреленным, казалось ему счастливым. Тогда он знал, что живет ради высокой цели, а теперь пал духом в лишенной всякой одухотворенности среде. И он вспоминал слова старого реб Йосефа-Йойзла: «Трудно умирать ради Торы, но еще труднее жить с Торой».

Только в элуле[18] в Нареве еще ощущалась прежняя новогрудковская вознесенность. На элул съезжались главы ешив из маленьких местечек и их подросшие ученики; раввины, проводящие весь год в какой-нибудь дыре, и так и не выросшая в учебе молодежь, ставшая лавочниками и купцами. Все они приезжали на Грозные дни[19], всех тянуло домой, в ешиву, и синагога так раскалялась, что аж чуть бороды не вспыхивали. Сотни сынов Торы напевали традиционную мелодию мусарников. Эта мелодия слышалась глухим отзвуком на улице. Крики за утренней молитвой и удары по стендерам прорезал трубный глас шофара[20], подобно тому, как сверкающий меч рассекает воздух. Ешива тряслась, как в лихорадке, и горела всеми своими лампами днем и ночью, словно в наревские переулки упала непогасшая звезда.

Один гость, приехавший в месяц элул, сообщил, что в Амдуре[21] под Гродно можно завести начальную ешиву. Надо только послать туда сильного человека, потому что там есть сильный противник. Сразу же стало ясно, что в Амдур должен ехать ломжинец. И все-таки глава ешивы реб Симха Файнерман в течение всего месяца элула и десяти Дней покаяния искал какого-нибудь другого посланца. Главе ешивы, еврею с длинной узкой рыжей бородой и умными голубыми глазами, никогда не нравился фанатизм ломжинца, мол, все или ничего, а особенно его отношение к мальчишкам, которых он привел из России. Цемах держал своих учеников особняком и забирал на нравоучительные беседы именно тогда, когда реб Симха Файнерман проводил свой урок. Реб Симха не раз предостерегал его:

— Вы разрушаете ешиву. Нельзя вести внутри ешивы свой отдельный хедер[22].

Вместо оправданий ломжинец либо сердито молчал, либо выдвигал встречные претензии, что, мол, Нарев больше не ведет себя в соответствии с духом Новогрудка и что по отношению к нему самому здесь ведут себя несправедливо. Поэтому-то глава ешивы не хотел поручать дело ему, а искал другого посланца. Однако более подходящего человека все же не было. В Йом Кипур[23] после молитвы «Кол нидрей»[24], направляясь на свое место, чтобы произнести слова пробуждения на службу Творцу, реб Симха приостановился рядом с Цемахом Атласом.

— Нет выхода, ломжинец. После праздника Суккес[25], с Божьей помощью, придется вам поехать в Амдур, чтобы открыть там начальную ешиву. К Судному дню нужны заслуги.

Реб Симха Файнерман, воспользовавшись тем, что евреи ждут его слов, сразу же ушел к своему стендеру, чтобы не видеть мрачного молчания ломжинца. Однако Цемах, хоть и молчал, в сердце своем сразу же согласился уехать, лишь бы вырваться на какое-то время из Нарева. Он уже предвидел, что в зимний зман[26], когда все в ешиве возьмутся за изучение нового талмудического трактата, он останется лишним, как остается в воде прогнившее бревно от деревянного моста, унесенного наводнением.

Глава 2

Когда окончился последний день праздника Кущей, Амдур уже целую неделю стоял укутанный в холодный осенний дождь. Низкие кривые домишки с промокшими крышами выглядели наполовину утопшими. Стволы и голые ветви деревьев блестели черно и влажно, пожухлые и растоптанные листья лежали кучами. Едва выехав из Нарева, Цемах Атлас ощутил, что на этот раз у него нет сил, чтобы исполнить поручение. Мелкий дождик, встретивший его при въезде в местечко, только усугубил подавленность. Цемах долго сидел на постоялом дворе, в котором поселился, и расспрашивал хозяина об обывателях, которые могли бы согласиться содержать начальную ешиву. Хозяин отвечал, что о таких безумцах в Амдуре не слыхал. В местечке более чем достаточно своих бедняков да и чужих попрошаек. Где же взять дни[27] и лежанки для бедных ешиботников?

Хозяин отправился в синагогу первым. Цемах пришел на минху[28] попозже. Обыватели уже знали о госте и его чудном плане и смотрели на него искоса, насмешливо. К Цемаху приблизился какой-то старик с красной, потной физиономией и с бородой, усыпанной крошками нюхательного табака.

— Это вы тот милый человек, который хочет у нас, учителей Гемары, отобрать учеников? Ну а нарушение границы чужого владения — это пустяк?