Цемах Атлас (ешива). Том второй

Хайкл-виленчанин чувствовал, как пот застывает у него на лбу. Он боялся поднять голову и встретиться взглядом с прохожими. Посреди бела дня он на глазах у всего Нарева вышел на прогулку с мужней женой. Произошло это случайно. Он зашел к логойчанину и там, в тесной, запущенной, затхлой конуре, встретил эту красивую раввиншу. Она посмотрела на него с дружелюбным любопытством, а он воскликнул, что знает ее еще по Валкеникам. Наверное, он сказал это очень уж радостно, потому что и она тоже ответила ему обрадованно: да-да, она припоминает. Раввинша протянула ему руку и спросила, хочет ли он пойти вместе с ней на прогулку в лес. Она рассказала, что, въезжая в Нарев, видела, что в лесу еще полно снега, а она любит заснеженные деревья. При этом посмотрела на него с насмешкой, как будто зная, что у него не хватает мужества пройтись с женщиной по улице. Конечно, логойчанину совсем не хотелось, чтобы Хайкл пошел вместе с ними, но сказал:

— Вы стесняетесь? Вы боитесь?

И Хайкл пошел с ними, чтобы не выглядеть в ее глазах просиживателем скамеек, религиозным фанатиком.

Снег на широком шляхе был желтоватым, растоптанным пешеходами и разъезженным телегами. Но в лесу, совсем рядом с дорогой, он был все еще блестящ и свеж. Слава восхищенно и тоскующе смотрела на одетые в белые шубы хвойные деревья, как будто провела среди них все годы своей юности.

— Помните? — повернулась она к Хайклу. — Рядом с Валкениками тоже есть большой и густой лес, и туда я тоже приезжала зимой. Знаете, за эти пару лет вы сильно изменились. В Валкениках вы еще выглядели совсем юношей.

Видевшему ее теплый взгляд и вздернутую верхнюю губку Хайклу показалось, что если бы не логойчанин, она бы сказала ему совсем другие, тайные и доверительные слова. В одно мгновение он забыл о своем страхе перед тем, что будут говорить в ешиве, и посмотрел на лес широко распахнутыми глазами. Верхние ветви сосен искрились, как серебряные висячие светильники; нижние ветви, уже освободившиеся от снега, сияли влажными зелеными иглами. Толстые стволы высоких раскидистых кленов с потрескавшейся корой выступали из лесной чащи, словно меховыми сапогами. Тут и там старые дубы обнажали свои раздувшиеся корни, похожие на босые ноги с растопыренными пальцами. Сосульки оплывали в солнечном свете, как сальные свечи; замерзшие кусты оттаивали в сиянии лучей. На ровном куске земли, очищенном от снега ветром, стелились пожелтевшая прошлогодняя трава и ржаво-красный ковер мха. И все же лес по-прежнему пребывал под властью зимы, скованный льдом и тишиной.

— Этот лес, — сказал Хайкл, — выглядит как большой храм с тысячами хрустальных люстр, таинственный храм, в который можно войти, но из которого нельзя выйти. И чем глубже заходишь в чащу, тем больше веришь, что где-то на расчищенной площадке стоит золотой алтарь, а солнце на алтаре — как огненный лев.

— Об огненном льве на алтаре он знает из святых книг, а о храме читал в светских книгах, или видел его на картинке, или же сам придумал, — рассмеялся логойчанин, широко раскрыв рот, отчего его длинное лицо стало еще длиннее. — В наревской ешиве у новогрудковских мусарников можно увидеть засаленные лапсердаки, пожелтевшие кисти видения, растрепанные бороды и пейсы, но не хрустальные люстры, не золотой алтарь.

Красивая раввинша наградила логойчанина восхищенным взглядом за его мудрость, а Хайклу широко улыбнулась, блеснув зубами. Она спросила ешиботников, не забыли ли они еще, как бросаются снежками. И, прежде чем они успели ответить, отпрыгнула в сторону и начала игру. Оба ее спутника стояли и оглядывали свои жалкие ешиботнические одеяния.

— Вы уверены, что они разведутся? — тихо спросил Хайкл, и в этот момент снежок залепил ему физиономию.

— Какая вам разница? — проворчал логойчанин, и тут ему тоже прямо в лицо попал снежок.

Обрадованная тем, что еще не утратила меткость, Слава засмеялась и снова наклонилась за новой пригоршней снега, чтобы слепить новый снежок. Она упала, то ли запутавшись в своем широком пальто, то ли нарочно.

— Помогите мне встать! — закричала она двум ешиботникам, стоявшим как истуканы.

Первым шагнул к ней Хайкл, и логойчанин поспешил за ним. Они вместе помогли ей встать, и она велела им стряхнуть снег с ее пальто. Дала Хайклу подержать свою сумочку и наклонилась поправить сползшие чулки. Раввинша повертела точеной ногой и пожаловалась, что снег попал в обувь. Она протянула свою правую ногу логойчанину, чтобы тот стянул с нее бот и вытряхнул снег. Чтобы не упасть, Слава держалась рукой за плечо Хайкла, и он смотрел на ее пальцы в перчатке таким голодным взглядом, как будто собирался схватить их зубами. Логойчанин трудился долго и тяжело, пока не справился. Вытряхиванием снега из ее левого бота она почтила виленчанина, а пока он этим занимался, она опиралась на логойчанина, стоявшего столбом и боявшегося даже дышать. Хайкл тоже довольно долго нелепо путался в собственных руках, пока не вытряхнул снег из бота и не надел его обратно ей на ногу. Однако она утешила его:

— Вы сделали это весьма ловко, как будто не в первый раз!