Цементная блондинка

Вопрос, который должен был последовать, казался очевидным, поэтому Эдгар ответил, не дожидаясь, пока Босх его задаст:

— Хозяин не может сообщить нам имя арендатора. По крайней мере, не уверен в том, что может. Все записи сгорели во время пожара. Его страховая компания заплатила всем, кто написал заявление об ущербе, и имена этих людей у нас есть. Но по его словам, несколько человек так и не обратились к нему после беспорядков. Больше он о них никогда не слышал. Всех он припомнить не может, но если наш подопечный и был среди них, он наверняка использовал вымышленное имя. По крайней мере, если бы я снял комнату и раздолбал в ней пол, чтобы спрятать труп, хрен бы ты меня заставил зарегистрироваться под собственным именем.

Босх кивнул и взглянул на часы. Пора возвращаться. Он вдруг почувствовал, что голоден, но времени, чтобы перекусить, уже не оставалось. Еще раз заглянув в яму, он обратил внимание на разницу в цвете между старым и новым цементом. Старый скол был почти белого цвета. Цемент, которым была залита женщина, — темно-серый. И тут он заметил маленький кусочек красной бумаги, торчавший из серого обломка на дне ямы. Спрыгнув вниз, Босх подобрал этот обломок, величиной примерно с мяч для софтбола[5], и, взяв его в руки, принялся колотить им о старый цемент, пока обломок не развалился на части. Бумажка оказалась куском смятой пачки из-под «Марльборо». Эдгар выудил из кармана пустой целлофановый пакет для вещественных доказательств и открыл перед Босхом, чтобы тот мог опустить туда свою находку.

— Должно быть, она оказалась там вместе с телом, — прокомментировал он. — Отличная находка.

Босх вылез из ямы и вновь взглянул на часы.

— Когда установите личность, не забудь сообщить мне, — обратился он к Эдгару.

Засунув плащ обратно в багажник, он зажег еще одну сигарету. Стоя рядом с «каприсом», Босх наблюдал, как Паундс купается в своей хитроумной, хотя и возникшей экспромтом пресс-конференции. По камерам и тому, как щегольски были одеты репортеры, Гарри понял, что большинство из них — телевизионщики. С краю группы он заметил Бреммера из «Таймс». Босх не видел его уже довольно давно и теперь углядел, что у того появилось брюшко и борода. Босх знал: Бреммер стоит поодаль только потому, что ждет, когда у телевизионщиков закончатся вопросы, чтобы уж тогда шарахнуть Паундса таким вопросиком, после которого тот надолго задумается.

Босх курил и ждал еще минут пять — пока с Паундсом не было покончено. Он рисковал опоздать в суд, но ему хотелось увидеть записку. Закончив с репортерами, Паундс жестом велел Босху следовать за ним к машине. Когда тот уселся на пассажирское сиденье, Паундс вручил ему фотокопию записки.

Гарри изучал записку очень долго. Он сразу узнал эти печатные каракули. Один из полицейских аналитиков назвал такой шрифт «Филадельфия печатный» и предположил, что наклон букв справа налево объясняется нетренированной рукой: возможно, левша писал правой.

Газеты пишут, что начался суд,
Про Кукольника вновь разговоры пойдут.
Прямо и честно Босх стрелял,
Да вот не в того человека попал.
Под Бингом на Западной место лежит,
Где куколка чудная крепко спит.
Хороший мой Босх, жаль, что ты промахнулся,
Хоть годы прошли, а я все еще здесь.

Босх понимал: стиль можно скопировать, но что-то в этом стишке не давало ему покоя. Он был таким же, как и все остальные — те же бездарные школьные вирши, те же безграмотные попытки изъясняться «высоким» стилем. Босх почувствовал растерянность, сердце его сжалось.

«Это он, — подумал Босх. — Это он».

Глава 3

— Дамы и господа, — нараспев произнес окружной судья Альва Кейс, обратив глаза к жюри присяжных. — Мы начинаем судебное разбирательство с того, что принято называть вступительными речами сторон. Учтите, их не следует воспринимать, как нечто доказательное. Это скорее наброски, если хотите — дорожные карты тех путей, которые выбрал для себя каждый из адвокатов. Отнеситесь к ним проще.

Юристы, возможно, станут высказывать напыщенные и голословные утверждения, но вовсе необязательно, чтобы это было правдой. В конце концов, на то они и юристы.

Это заявление вызвало вежливый смешок у присяжных и всех присутствующих в зале номер четыре. Из-за южного акцента слово «юристы» прозвучало как «лжецы»[6], что еще добавило смеха. Улыбнулась даже Чэндлер Денежка. Босх осмотрелся со своего места за столом защиты и увидел, что места для публики в этом зале заседаний двенадцатиметровой высоты, обшитом деревянными панелями, заполнены лишь наполовину. Впереди, на местах для представителей истца, расположились восемь человек: члены семьи Черча и его друзья, не считая самой вдовы, которая стояла рядом с Чэндлер.

* * *