Цена бессмертия

И все Строгов!.. Любой другой начальник экспедиции давно сам предложил бы использовать атмосферные ракеты. А этот все выжидает. Чего? Чуда?.. Ведь они уже убедились, что ионосфера непроницаема, что разрывы в облачном слое не возникают.

Лар раздраженно захлопывает журнал; смотрит на большой центральный экран, постоянно обращенный к Венере. Желтовато-перламутровый отблеск планеты, ослабленный мощными светофильтрами, заметно пульсирует. В двух тысячах километрах под терранитовым диском «Землянина» в наружном слое облаков струи тумана находятся в неустанном движении, свиваются в гигантские спирали, сходятся и расходятся, поднимаются грибоподобными шапками, напоминающими скопление кучевых облаков Земли, и уходят куда-то на глубину в открывающиеся темные воронки. Бесконечный круговорот неведомой, чужой и враждебной атмосферы. Конечно, маленькой разведочной ракетке «Землянина» придется нелегко в тисках чудовищных ураганов. И все-таки атмосферный полет необходим. Разве не в нем главная цель экспедиции?

Бесшумно открылась дверь. Вошли Строгов и Коро. В ответ на вопросительный взгляд начальника Лар пожимает плечами.

— В спектре атмосферы не уловил изменений? — помолчав, спрашивает Строгов.

Лар молча протягивает пачку спектрограмм.

Строгов внимательно рассматривает спектрограммы, потом передает их Коро.

— Тут, кажется, ничего нового, — задумчиво говорит Строгов, глядя на центральный экран. — Углекислота, вода, немного азота и водорода, как всегда, гелий и аргон. Все по-старому…

— Вот, — Коро быстро откладывает одну из спектрограмм. — Здесь тоже. И здесь…

Строгов склоняется над спектрограммами, разглядывает их, покусывая губы.

— Верно, — говорит он наконец. — И здесь тоже. Ты, брат, прозевал, обращается он к Лару, похлопывая его по плечу. — Во вчерашних спектрограммах Коро обнаружил признаки озона. И в сегодняшних они, оказывается, есть. Вот видишь? Ионизированный кислород… А ведь это, быть может, жизнь. Жизнь… — повторяет он и снова смотрит на центральный экран.

Но экран уже потемнел, быстро наплывает покров густой непроглядной тени. «Землянин» снова, уже в который раз, пересек линию терминатора.

— Как же с атмосферной разведкой? — Лар старается говорить безразличным тоном, но в голосе вдруг появляется противная хрипота, и пальцы начинают слегка дрожать.

Строгов задумчиво катает хлебный шарик по гладкой пластмассовой поверхности обеденного стола и молчит.

Неожиданно вмешивается Порецкий:

— Если скорость движения облаков растет с глубиной, атмосферный полет на наших ракетах, пожалуй, неосуществим: ракету закружит и разобьет о поверхность планеты. Я начинаю приходить к выводу, что для атмосферной разведки мы недостаточно вооружены…

— Другими словами, вы предлагаете отказаться от выполнения главного пункта программы "Землянина"? — спрашивает Лар, сжимая под столом кулаки.

— Я не берусь сформулировать окончательное мнение, — мягко говорит Порецкий, не глядя на Лара, — но вы должны согласиться, что опасность исключительно велика.

— Любая первая разведка опасна. Любой первый полет — это риск. Мы все рискуем с момента старта…

— Разумеется, однако риск не должен выходить за пределы здравого смысла.

— А вы слышали, профессор, что во время последней войны люди закрывали грудью амбразуры вражеских укреплений? Это был уже не риск в пределах здравого смысла, а…

— Я допускаю возникновение ситуации, когда человек вправе принести себя в жертву ради общей цели. Но в данном случае аналогия не кажется удачной. Никто не требует от нас штурма любой ценой. Самое главное условие возвращение экспедиции, всех ее участников. Мы — ученые и должны поступать разумно…

Лар гневно встряхивает головой.

— Простите, я… я перестаю понимать ситуацию… Николай Петрович, обращается Лар к Строгову, — я настаиваю на обсуждении вопроса об атмосферной разведке. В нашем распоряжении остается чуть больше месяца. Мы кружили без конца на верхней орбите, теперь все повторяется на нижней… Время уходит…

Строгов перестал катать хлебные шарики и, чуть прищурившись, слушает Лара. Где-то в глубине его глаз притаилась усмешка. Лар сбивается и умолкает.

В салоне «Землянина» наступает тишина.

— Пожалуй, буду собирать со стола, — говорит Коро, ни к кому не обращаясь.