Цена добра

– Я измучила вас, мои родные! Теперь у меня есть два упругих крыла! – Сакинат заплакала: – Аллах, береги нас от завистливых глаз, мы жили хорошо, счастливо, многие нам завидовали, и не стало Курбана. Алхамдулилла Аллах, береги моих сыновей, я буду жить теперь ради них.

Цена добра

Ссор никогда не любила,
Уступчивой быть старалась,
Но к злу и несправедливости
Непримиримой была.
Но больше всего на свете
Сама я себя любила,
Тем чаще сама страдала.
Клянусь вам,
Что ни одно
Из добрых моих деяний
Безнаказанным не осталось!

Фазу Алиева

«Люди обычно мучают своих ближних под предлогом, что желают им добра».

Л. Вовенарг

Что поделаешь, я такая родилась! Наверное, в человеческом характере есть что-то такое, что нельзя изменить, как скелет. Во мне море доброты. Когда я была еще маленькой, жалела стариков, носила им с родника воду. Если я видела, что они с трудом поднимаются по кривым каменистым улочкам аула, я их брала под руку, доводила до дома и искренне радовалась, когда они говорили «баркала» – спасибо.

А в своем доме, можно сказать, я очень скоро стала жертвой: с утра до вечера только и слышалось: «Иди, Фазу», «Беги, Фазу», «Принеси, Фазу». Я послушно делала все, что мне говорили. Но если дома разбивалась тарелка или чашка, приговор был однозначный: «Это Фазу, она спешит быстро все сделать, чтобы свои книжки читать». И все мамино недовольство, иногда даже кулаки доставались мне. Во всех случаях я становилась козлом отпущения, но я молчала, моих слов никто не слышал, потому что мне было жалко маму. Ругая меня, она сама начинала плакать. Две мои сестры, несмотря на то, что обе моложе меня, могли себе позволить устраивать мне скандалы даже тогда, когда я была уже замужем и имела детей. Они считали свои долгом ругать меня по любому поводу. Я все это терпела, иногда отвечала гордой улыбкой.

Недавно в своих бумагах я нашла письмо близкой родственницы, полученное во время учебы в Литературном институте. Получив это письмо, как я радовалась тогда и как плакала, когда читала его. Меня в Дагестане не было уже шесть месяцев, и я понятия не имела, кто женится, кто разводится. А в этом письме меня обвиняли, что сватовство одной нашей знакомой расстроилось, потому что якобы Фазу отговорила жениха и его мать взять ту девушку в их дом. Сначала я хотела написать ей ответ, выплеснуть в строках всю обиду, потом подумала: «Зачем мне тратить на это время, лучше я прочту сонеты Шекспира в переводе Маршака». Так и сделала. На всю жизнь помню прочитанные тогда его изречения: «Наша личность – это сад, а наша воля – его садовник», «Ограничен выбор среди гнилых яблок», «Глупец думает, что он действительно умен, а мудрый знает, что он глуп», «Гнусному и доброта, и мудрость кажутся гнусными», «Грязи – только грязь по вкусу», «Горе налегает сильнее, если заметит, что ему поддаются», «Какая странная судьба: мы всего более грешим именно тогда, когда слишком благодетельствуем другим». Больше всего мне понравился афоризм: «Наша личность – это сад, а наша воля – его садовник».

Значит, моя воля слишком жидкая, я плохой садовник в своем личном саду. Словами передать трудно, как мне помог Шекспир. Целый день я повторяла это изречение, и каждый раз вытряхивала из себя ту жалость, которая меня губила. «Если меня не жалеют, бьют неправдой, почему я боюсь доказать правду?»

Литинститут – этот храм мудрости – вел меня по правильному пути. Фанатичное увлечение книгами совершенно изменило мое отношение к жизни. Я поняла, что я – море доброты, которое то бушевало, то спокойно отдыхало. Но странное дело, на дне этого моря столько камней, скал, брошенных в меня, и, сколько бы я ни старалась, каждый, даже маленький, камешек отдавался болью в сердце. Ничего не могла забыть, устраивая себе суд: «Почему я тогда так не сказала? Почему я не ответила?»… Может быть, это и хорошо. Но не думаю, потому что ни одно мое добро безнаказанным не осталось. Больнее всего предательство тех, кого я считала очень близкими, с кем делилась самым сокровенным. Так незаметно зародилась настороженность к очередным «близким»: «Неужели и эта меня предаст?» Книги тянули меня и учили. Уже я не спешила называть кого попало подругой и понимала, что самое главное – держать за закрытыми замками свои мысли. Это первое время было трудно, но потом сколько заветного осталось во мне и при мне.