Цена добра

И мы с бабушкой пошли за село и закопали испорченный сыр. Бабушка все время читала молитвы, а я говорила «Аминь!».

И сосулька растаяла

Лишь я один, горя, лежу во мгле,
Когда лучи от мира солнце прячет;
Для всех есть отдых, я ж томлюсь, и плачет
Моя душа, простерта на земле.

Микеланджело

«Допустим, однако, что глаз умеет видеть, а душа чувствовать».

Стендаль

На улице морозной безветренно, солнце светит, и снег, что выпал вчера ночью, под его лучами сверкает золотыми искрами, да так, что больно смотреть. Когда я была маленькой и жила в ауле, зимой выпадал такой снег, что сугробы доходили до крыши второго этажа. Такую радость приносила зима, что с улицы не хотелось возвращаться домой. Дети со всего аула высыпали на улицу; почти у всех были самодельные санки, на которых катались, не чувствуя ни холода, ни голода. Сколько восторгов дарила нам красота зимы: выпавший ночью снег превращал аул в какую-то сказку; а как красивы были горы, покрытые снегом: они будто вырастали, возвышались над селом великанами в белоснежных папахах. И так хотелось к ним, в высоту, туда, где они соединялись с таким же чистым, пронзительным небом. Внутри все становилось светлее, чище; и свет, и чистота рождали мечты, которые соединялись, окрылялись и рождали все новые и новые фантазии… С крыш домов свисали тяжелые, причудливые сосульки. Под теплыми лучами солнца они начинали плакать чистыми, прозрачными слезами.

Давно я не видела такой зимы. Аульчане тоже жалуются, что вот уже несколько лет не было хорошего снега. Но почему же я всегда вижу себя в аульской зиме? Качусь на куске доски с горки вниз, а потом снова поднимаюсь на возвышенность, таща за собой свои более чем скромные саночки. С крыши со звоном падает большая сосулька, бегу к ней, беру кусочек, отколовшийся от него, держу обеими руками. Она такая чистая, прозрачная, солнечные лучи преломляются в ней. Но между моими пальцами начинает капать вода. Сосулька становится все меньше и меньше, а рукава платья тяжелее и тяжелее. И вот сосулька стала такой маленькой, как конфетка. Как ее сберечь? Сосулька, крепись! Не отнимай у меня веры в жизнь! Я живу в мечтах, я держусь за малюсенькую сосульку, которую крепко сжимаю дрожащими руками… «Моя душа простерта на земле».

Голоса бессонницы

О, сколько злых бессонниц
Уже укоротили жизнь мою!
А сколько раз мне на пути под ноги
Бросали камни
И смешок летел,
И сколько на моей крутой дороге
Мне было в спину выпущено стрел!

Фазу Алиева

«Бессонница – это насилие ночи над человеком».

В. Гюго

Я страшно боюсь ночи, но часы тикают, предупреждая, что она неизбежна. Я меняю подушки, переворачиваю одеяло, обвиняя всех и вся в том, что, как только кладу голову на подушку, сон улетает от меня под музыку похоронного марша. Откуда эти крики, что раздирают мою душу, заставляют сердце стучать так сильно, будто оно хочет всю землю подчинить своему ритму.

Кричат деревья, что срубили еще молодыми, когда они сверкали изумрудной зеленью; их срубили, чтобы вокруг своих домов построить крепкие заборы, тяжелые, на десять замков, двери. Кричат речки, высохшие и превратившиеся в трещины, так и не выйдя к руслу реки, с которой они мечтали соединиться. Кричат скалы, оторванные от гор: «За что нас взорвали, мы ведь столько миллионов лет на себе держим горы, без нас не было ни гор и их вершины так не приближались бы к небу». Кричат заброшенные, заваленные мусором родники: «Мы ведь, преодолев пласты земли, несли земному народу чистую лечебную воду, а нас меняют на заржавленные железные трубы…»

Я меняю подушки, переворачиваю одеяло, но голоса все громче, все яростней. Кричат из-под земли молодые, у которых не сбылись мечты. И кружатся надо мною орлята, которые только начали летать; из тюрем слышу стоны безвинно осужденных: «Я не совершал преступления, но у меня не было денег, чтобы доказать это». Кричат солдаты, на могильных камнях которых высечено «Неизвестный солдат». «Почему я неизвестный, у меня были мать и отец; бабушка с дедушкой водили меня гулять к реке; я кормил с рук теленка и ягненка; я по горам ездил на коне; я пахал землю, я сажал деревья. Я влюбился, но жениться не успел». Кричат химией сожженные земли: «Я же кормила всех, кто меня лелеял». Кричат недописанные страницы и книги и те, которых не успели еще прочитать: столько неузнанного остается на земле!»