Не главных, не тех, кто возглавляет определенную часть того, что под собой уверенно держал Назар.
Подручных. Приближенных.
Тех, кто мог дать ниточку. Помочь дать выход.
Других вариантов нет. Нужно только так. Жестко. И уверенно.
Без беспредела. Без пальбы налево и направо, — это, без доказательств, было бы уже просто чистым мародерством и просто тупой бойней, которая ни хрена бы не дала, кроме того, что и нас бы завалили на один щелчок. И все, что годами выстроено и налажено вышло, вместе с нами бы рухнуло на хрен. Тогда никто бы больше не поднялся. Такие руины восстановлению не подлежат.
Да и целью у нас было другое.
Первым взяли, конечно, человека Грека.
Допрашивали у меня, в таком тайном месте, которого и на картах Грача не было. А сколько их еще, таких мест?
Ни хрена не выпытали. Ни хера не добились.
И о том, куда Грек уходил той самой проклятой ночью, тоже.
Но у себя оставили, в подвале, даже почти не на последнем издыхании.
Если за этим реально стоит Грек, пусть понимает, просто так не обойдется. Пусть чувствует, — пусть все ощутят, не только он. Мы дышим в спину. И мы — ни хера не расслабились. Ударим в любой момент. На максимум ударим.
После — очередной схрон.
С новой пальбой. С новыми, блядь, ранами и кровью, которую опять, как в юности дурной, хмельной и нарванной вместе смешиваем. На четверых уже. Тигр хоть и не с нами поднимался, у него путь другой, далеко от нас всех был, а идеально вдруг встал в нашу тройку. Не промахнулся Морок. Ни с другом, ни с партнером. Ни разу не промахнулся. А мне казалось, с таким вырасти вместе надо. Но нет. Как-то настолько сплоченно и слаженно все получилось, как будто Тигр всю жизнь был одним из нас. Без слов все понимаем. С полужеста друг друга подхватываем.
Только вот снова — одна пустота.
Ни хера не нашли, ничего не услышали, не выяснили.
— Влад! — рука Лютого перехватывает мою, летящую в косяк очередного подвала, в котором снова нет ни Регины, ни каких-то, хоть малейших следов или наметок.
— Найдем. Землю на хрен, перероем, а найдем.
— Херня, что время другое, Влад, — к нему присоединяется Морок.
Встает рядом, тяжело опуская руку на мое плечо.
— Херня, брат. Мы, если надо, и правда все кровью зальем. Всех схватим. Этикет, цивилизация, бизнес, — блядь, мы за это держаться не будем, если так карта выпадет. Не будем этикетами баловаться. Поверь, я знаю, что это такое — терять своих. Знаю, брат. Никакой бизнес, никакие бабло и власть этого не стоят. Ничего на хрен ценности не имеет, когда своих теряешь.
— Мы люди в первую очередь, Север, — Тигр опускает руку на второе плечо. — Люди, пусть и за всеми этими костюмами и бабками. И именно того, когда человека своего теряешь, никогда себе не простишь. Я в деле. Я если надо, вторую бойню прямо здесь, в столице устрою.
— Мы не остановимся, брат, — кивает Лютый, откупоривая флягу, передавая мне. — Мы тут на хрен все с землей сравняем. Все потеряем, то Регинку твою найдем. Слово мое.
И мы снова на самом деле ничем не изменились.
В пыли и гари. В запахе пороха горьком.
В оборванных, пусть и запредельно дорогих шмотках.
И знаем, — только собственная сила — одна она лишь в нас и есть.
И как в юности оборванной и лихой, злой, — вот снова по схронам, под пулями ползаем. И хрен знает, как и тогда — выгребем или нет.
Ничего на самом деле почти-то и не изменилось. Дороже только стало. Да масштабнее. А по факту — все тоже самое. Уровень другой, людей больше. Но таких, настоящих, которые рядом и на все с тобой пойдут, до самого конца — таких единицы. Практически и нет.
И только вот это важно. Все остальное — чертова проклятая мишура. Которой хоть и владеешь, да как бы она тебя и не сгубила.
И чем бы не владел, — а все богатство наше, блядь, одно. Люди, которые рядом. И ни хера на самом деле больше.
Только ни хрена эта сила может и не помочь.
Можем все с землей сравнять — и труп Регинкин получить в пакете мусорном.
Тот, кто решился, готовился явно давно и очень старательно. Ему империя нужна, а не развал и война с взрывами и крахом по всей столице.
Шатаюсь, как пьяный, возвращаясь домой. Еще затемно.
Где эта сука? Из каких углов следит, за нами смотрит?
Да и я хорош.
Девочку свою тоже напоказ выставил. Нельзя было иначе. Тогда — нельзя.
Но урод тот, что Регину выкрал, ее хорошо рассмотрел. Прекрасно заметил.
Я ведь и для него тем, что с ней все это время рядом, что у себя поселил — тоже будто на блюдце поднес.
И вроде под охраной. Надежнее некуда.
И в доме собственном моем, куда не пробраться.
А все равно, Даша сейчас — чистая мишень.
И я сам будто для урода этого, что как невидимка, как сквозь землю провалился, ее сейчас на самое видное место собственными же руками и выставляю!
Швыряю изгвозданную одежду прямо на пол кабинета.
Смываю кровь с лица, обтираю гарь.
Привычно.
Так привычно, будто и годы не пролетели.
О тихой, блядь, спокойной жизни мечтали мы когда-то, лихие пацаны. Что всех нагнем и заживем по-человечески!
Зло берет. Судорогой лицо искривляет.
Много счастья Назар с Диной наелись? А сейчас она, без него — сколько счастья этого гребаного горстями жрет?