Цена его любви

Но тогда ни Даши, ни сына уже бы не было. Ни хрена тогда все не закончилось. Только началась настоящая война. Здесь ни за что бы не уберег. Да и в любой точке мира. Только широкая спина Санникова и спасала их обоих все это время. А без него…

Некого было бы мне сейчас к себе прижимать. Да и меня уже, возможно, не было бы.

Глава 64

— Мне не казалось. Ты приходил! Приходил! И тогда, по ночам, после родов! Ты и правда тогда стоял у кроватки Влада! Ты! Ты был на пляже! В саду дома Стаса!

— Да, Даша, — в горле пересыхает окончательно. Из него вырывается один только глухой хрип.

— Я приходил. Я не мог. Не мог отказаться от вас даже на какое-то время! Свихнулся бы, если бы не обнимал тебя, пробираясь как вор, по ночам. Если бы совсем не видел. Если бы к сыну хоть раз не прикоснулся бы! Как только выдавалась возможность, выбирался. Тайком. Под чужими именами, иногда в виде груза частных самолетов друзей… Каждый раз, когда появлялась малейшая возможность, я был рядом.

— Но почему?!!! Почему ты не подошел? Почему ни разу за все те ночи, что прижимал меня, спящую, к себе, не разбудил? Не успокоил? Не сказал о том, что происходит? Я бы ждала, Влад! Я бы, мать твою, вечность тебя бы ждала, пока ваша эта проклятая война не закончится! Но я бы знала, что ты вернешься! Что рано или поздно будешь с нами!

Только усмехаюсь. Нерадостно совсем.

Какие гарантии в нашей жизни, что эта секунда — не последняя? Как я мог вложить в ее сердце призрачную, обманчивую надежду?

Она пережила уже однажды мою смерть.

Тяжело пережила, я ведь все видел. Ее боль отдавалась в моем сердце. Заставляла самого выкручиваться от боли. До хруста сжимал зубы и кулаки, чтобы не броситься, не сказать правды, не успокоить. Долбанным палачом себя чувствовал.

Но я знал и другое.

Пока Даша беременна, она не позволит себе отдаться этой боли полностью. Она будет держаться ради нашей новой жизни, что растет в ней.

И она не подвела. Держалась. Сумела. Хотя один Бог знает, что ей пришлось вытерпеть, каких неимоверных, немыслимых сил ей это стоило!

И я не мог.

Не мог появиться и дать ей надежду. Ведь, если меня подстрелят, второй раз Даша этого не переживет!

Один Бог знает, как хотелось ей открыться. Прижать к себе. Не спящую. Говорить. Слушать ее голос. Прикасаться. Войти в нее, упиваясь тем, как мы сливаемся в одно, как в одно превращаются наши бьющиеся сердца!

Но убить ее дважды я не мог. Легче вены себе самому выгрызть, чем заставить ее прожить все это дважды!

Замолкает, прикусывая губы.

Сильная моя, мудрая, все понимающая, все чувствующая девочка. Все ты умеешь прочесть по одной моей улыбке. По горечи, которой она наполняется.

— Не мог, — хриплю, прижимая ее к себе.

Как же хочется разгладить все ее горькие складки на лбу и в уголках губ! Как же хочется сказать, что теперь все будет хорошо! Но я не могу ничего пообещать! Ничего гарантировать! Кроме одного, — что с Санниковым она и наш сын будут, как за каменной стеной!

— Я люблю тебя, Даша. Люблю вас, — зарываюсь в ее волосы, покрывая каждый сантиметр лица поцелуем. — Самого выжигает, как кислотой от того, что не рядом. Но ты должна понять…

— А после? Почему исчез? Почему перестал появляться? Так любишь, что и сам нас решил забыть? Вычеркнуть сначала себя из нашей жизни, а потом — и нас из своей?

— Нет.

Сжимаю челюсти так, что хрустят в тишине подвала. — Нет, Даша. Вычеркнуть вас из себя уже не выйдет. Никогда. Даже когда мне перережут глотку и вырвут сердце. Ты все равно останешься там. Ты и наш сын. Вы будете там биться. Даже когда мое тело сожрут черви.

— Но почему?

Да. Я был счастлив, даже получая эти крохи. Шалел до безумия, просто видя их на расстоянии. Но… Я не мог быть таким эгоистом. Я же видел, Даша замечала меня. Увы, оставаться невидимкой я не мог. Это невозможно! И решил больше не бередить ее сердца…

— Я видел тебя и Стаса тогда… Когда вы въехали в дом. Вместе с нашим малышом. Ты… Ты светилась рядом с ним. Держала за руку. Поцеловала. И я решил. Так вам будет лучше. Память однажды выветриться из твоей души. Вы с ним выглядели, как настоящая пара. Пара, у которой есть будущее. И я решил отойти. Дать тебя шанс на нормальную жизнь. С другим.

Самого корежит. Выворачивает, выламывает с каждым словом. Даже слова об этом даются так тяжело, что я задыхаюсь. Но… Я прав.

Тогда изогнуло всего. Кишки вывернуло, когда их увидел.

А после понял.

Никогда не смогу ей дать простой, безмятежной жизни. Я — не смогу. А Стас — он сможет. Может, это и есть для нее единственный путь к исцелению?

— Никогда! — задыхается, снова начиная лупить по мне кулаками. А глаза так и сверкают. Как у настоящей ведьмы. Испепелила бы, если бы умела. Моя девочка.

— Никогда, слышишь? Никогда не будет тебе замены! Ни в моем сердце, ни в моей жизни! Даже если бы тебя и правда не было! Я скорее умру, чем буду с кем-то другим! Как ты мог вообще допустить такую мысль? Как, Влад? Хочешь, чтобы я тебя не предавала, а сам одними такими мыслями меня предал!

— Даааааша, — ловлю крохотные кулачки. Целую каждый пальчик.