Цена Империи

— Нет, — покачал головой Коршунов. — Плевать мне на их припасы. У меня другая идея. Я хочу завоевать их доверие.

— Что ты задумал? — спросил рикс гревтунгов.

— Сейчас расскажу… когда эти, — кивок на собрание, — угомонятся.

По лестнице он поднимался один. С оливковой ветвью в руке, как и предупреждал. Ярко светило солнце. Так ярко, что отполированный белый мрамор казался прозрачным. За его спиной синело море, над ним вставали кавказские горы. В свое время он успел вдосталь полазать по этим горам… горы не изменились. Наверное, и холм этот тоже не изменился. Только вместо этого храма на нем какой-нибудь санаторий. Или зенитная установка.

Алексей поднимался по удобным каменным ступеням. Справа и слева от него, пониже, на соседних склонах, зрел виноград. И погода была хорошая… И храм наверху — очень красивый… Но все равно Коршунову было неприятно. В любой момент оттуда, сверху, из храма, могла прилететь стрела и оборвать столь дорогую для Алексея жизнь. Его собственную.

Возможно, с точки зрения стрелка, это было бы справедливо. Ведь Коршунов — глава варваров, ворвавшихся в мирный городок, перебивших кучу народу, разграбивших жилища…

Алексей видел воинов в проемах над портиком. И он видел луки у них в руках. Но он рассчитывал на благоразумие тех, кто укрылся в храме. Отчасти. А отчасти — на их любопытство. Отпустив пленных, он велел передать только одно: вождь скифов Аласейа желает поговорить с хозяевами Питиунда о том, как сохранить их город…

В него не выстрелили.

Алексей в гордом одиночестве отсчитал ногами двести шестьдесят семь ступенек и остановился. Главные двери храма, тяжелые, окованные потемневшей медью, были заперты. Но маленькая дверь сбоку — отворена. И рядом с ней стоял человек в красивой кирасе с чеканкой. В боку кирасы была дырка, в которую можно было просунуть мизинец. Коршунов узнал кирасу и ее носителя. Этого человека он видел в монокуляр самострела. Только сейчас на воине не было блестящего шлема с красным гребнем, и солнечные лучи свободно гуляли по загорелой лысине римлянина. Что ж, значит, и арбалетный болт не всегда бьет насмерть.

— Ты — вождь варваров? — спросил воин по-латыни.

Коршунов понял.

— Да, — подтвердил он по-готски. — Это я.

— Входи! — сказал римлянин и посторонился.

Храм внутри выглядел еще более внушительно, чем снаружи. Коршунов и раньше замечал эту особенность культовых сооружений. С улицы — вроде бы небольшая церковка, а внутри…

Однако внушительность интерьера здорово портили беженцы, расположившиеся на полу, в нишах, везде. Их было много, поэтому и в храме было довольно шумно. Сильный запах курений соперничал с другими, более неприятными запахами. Ну да, конечно, здесь же еще и госпиталь…

Коршунову не дали полюбоваться языческим капищем. Его тут же взяли в кольцо легионеры и отвели в какую-то боковую каморку.

В каморке сидел еще один римский командир, а с ним — штатский мужик в белой одежде с красной полоской.

Военный жестом выпроводил легионеров. Не испугался, значит, дикого варвара. Правда, Коршунов был без оружия, а римлянин — при мече и в доспехах.

— Ты — вождь варваров? — спросил военный по-готски.

Акцент у него был незнакомый, похожий на гепидский, но понять можно.

— Да. А кто ты?

— Зачем тебе это знать? — сердито бросил военный.

Штатский зашевелился, проговорил что-то по-своему. Военный ответил. Некоторое время они пререкались, забыв о Коршунове. Наконец тому надоело их слушать.

— Я вождь готов, герулов и боранов Аласейа! — гаркнул он. — Если вы желаете поболтать, болтайте, когда я уйду. А сейчас я намерен объявить то, что обещал. Что нужно, чтобы сохранить ваш паршивый городишко. Мне плевать, как вас зовут. Но я хочу знать: вы — те, кто принимает решение, или над вами есть старший? Если так, то я буду говорить с ним, а не с вами!

Воин перевел сказанное штатскому, потом нехотя изрек:

— Мы — те, кто принимает решение!

— Хорошо, — с важностью кивнул Коршунов-Аласейа. — В таком случае — слушайте. У вас есть день, чтобы собрать двенадцать талантов золотом и передать мне. Тогда я окажу вам милость и не стану предавать огню ваш жалкий городишко. Вы меня поняли?

— Ты — наглец, скиф! — процедил военный. — Что мне мешает зарезать тебя, как свинью, и бросить твою голову вниз, твоим грязным соплеменникам?

— Что он сказал? — нервничая, по-латыни осведомился штатский.

— Попробуй меня убить, — усмехнулся Коршунов (хотя на самом деле ему было совсем не весело — он верил в серьезность слов этого римлянина). — Попробуй — и ты увидишь, что будет.

— Что он сказал? — выкрикнул второй.

Военный перевел.

— У нас нет таких денег! — моментально отреагировал штатский.

Военный брезгливо скривился. Но перевел. И от себя добавил:

— Не слишком ли много — двенадцать талантов — за жалкий городишко?

— Я не торгуюсь, — высокомерно ответил Коршунов.

Военный хмыкнул. Похоже, ответ Алексея ему понравился.

— Но я могу снизойти к вашей бедности: приму часть серебром, утварью или драгоценными камнями. По расценкам Пантикапеи.