Цена империи

Так оно, скорее всего, и будет тянуться до самой нашей смерти и гибели мира. События почти одновременные. Ну, точнее, вначале умру я — от старости или из-за одной из случайностей, от которых Эльга не сможет или не успеет меня защитить. А потом погибнет она сама вместе со своим миром, уничтоженная вырвавшейся на волю после моей смерти пустотой. Вот такой вот конец света.

Впрочем, она не теряет надежды избежать подобного развития ситуации и изыскивает все новые и новые способы убедить меня в своей любви. Смешно. Ха. Ха. Ха. Не нравится? Как могу, так и смеюсь.

И вот Эльга, кажется, придумала новый способ попытаться доказать мне свою любовь. Странно. Она ведь должна понимать, что я вполне могу исполнить ее желание. Приложив столько сил и терпения — вначале, чтобы убедить меня участвовать в ее проекте, а потом — не освобождать возникшую во мне пустоту немедленно, разом покончив с этой скучной и неприятной процедурой, в которую превратилась моя жизнь, — сейчас она ставит свою собственную теоретически бессмертную жизнь на карту.

— Убить? — переспрашиваю я, поднося окруженную пустотой ладонь к ее груди. В глазах Эльги плещется ужас, но она старательно подавляет инстинктивный порыв отшатнуться.

— Да. — Она часто, но мелко дышит, явно опасаясь, что, вздохнув глубоко, может задеть грудью мою ладонь… точнее, конечно, не ладонь, а окружающую ее пустоту. — Я искала выход. Искала изо всех сил. И не вижу его. Ты не веришь мне и не поверишь, что бы я ни говорила и ни делала. Но знай, просто знай: твои чувства, воплощаясь в создаваемом мной мире, пришли ко мне. Так бывает всегда. Чем больше берешь, тем больше получаешь, в этом и есть секрет любви демиургов к помогавшим им в создании миров людям. Именно это, а не притворство из страха, как предполагаешь ты.

Меня гложет твоя совесть, у меня болит твоя жалость, я люблю тебя твоей же отраженной любовью… И ничего не могу с этим поделать. Ни-че-го, — с горечью произнесла она. — Каждый раз, когда ты игнорируешь очередную грозящую тебе смертельную опасность, — заглядываешь в пропасть, стоя на ненадежном карнизе, ныряешь в кишащую акулами лагуну, устраиваешься на ночевку под старыми, готовыми рухнуть от любого вздоха каменными развалинами, — мое сердце замирает от ужаса, что я могла не успеть. И когда-нибудь так оно и будет. И мир, наше детище, наше создание, погибнет вместе с тобой.

Два года или двадцать тысяч лет я искала выход из этого замкнутого круга, круга веры и любви. И все-таки нашла его. Ты не веришь моим словам. Но сможешь поверить, когда они будут подкреплены моей смертью. И тогда, может быть, ты сможешь возродить свою любовь и станешь хранителем этого мира. А даже если и нет — той жажды жизни, которую ты заберешь у меня, должно хватить, чтобы унять твою тягу к смерти. Да и мое бессмертие и могущество, которое ты получишь вместе со всем остальным, должно затруднить тебе попытки самоубийства. По крайней мере, подобные «случайности» вроде падения со скалы тебя убить не смогут.

Все. Я готова. Рази.

Эльга закончила свою пламенную речь и, выпрямившись, замерла, зажмурившись и даже не дыша. Для нее, как и для любого из демиургов, привыкших в любой ситуации превыше всего ценить собственную жизнь, подобная неподвижность явно стоила больших усилий. Сейчас, когда все ее инстинкты отчаянно требовали немедленного отступления, бегства, телепортации куда-нибудь подальше, сохранение подобной, пусть несколько напряженной и неестественной, неподвижности явно было немалой заслугой.

Несколько секунд, наверняка показавшихся ей вечностью, я также сохранял неподвижность, занятый размышлениями. Предложение Эльги было соблазнительно. Очень соблазнительно. Ее чувства, ее жизнелюбие… Да, они были способны хотя бы частично заполнить терзающую меня пустоту и послужить тем семенем, тем плодородным субстратом, который позволил бы мне возродить свою душу. Но… Что потом? Если я все же смогу взрастить любовь, а Эльги уже не будет? Возродить совесть — чтоб вечно терзаться? И даже не иметь возможности погибнуть, случайно сорвавшись с какой-нибудь горы?

Нет, наверно, я бы все же принял ее предложение, если бы в этот момент передо мной не замаячил иной, пусть слабый, ненадежный, но все же более приемлемый выход. А если даже он и окажется обманкой, то что ж… Всегда можно будет вновь вернуться к ее предложению.

Со вздохом я опустил руку, втягивая пустоту в свое тело. Почуяв исчезновение угрозы, Эльга открыла глаза, с недоверчивой надеждой всматриваясь в мое лицо и не понимая причин моего поступка. Я же молчал, вглядываясь в себя и все более и более радуясь, что не поддался на соблазн простого решения. Тоненький, хрупкий, но тем не менее, несомненно, живой росток доверия медленно поднимался над выжженным полем моей души.