Цена Империи

Легионеры остались у входа, а Гонорий двинулся через зал к Черепанову и Алексею. Калиги Плавта оставляли грязные следы на зеленом мраморе пола, шел легат, не поднимая головы, и походка его была не очень уверенной, какой она бывает у человека, не один день проведшего в седле или на качающейся палубе.

Черепанов поднялся и ждал.

Шагах в двадцати Плавт остановился. Поднял голову и посмотрел в глаза Геннадию.

Черепанов ужаснулся: лицо Аптуса, постаревшее лет на десять, почернело, словно от нестерпимой боли. Страшное лицо.

У Черепанова перехватило дыхание: настолько изменился его друг… Надо было сказать что-то, но Геннадий слова не мог произнести…

– Салве, Гонорий! – Это сказал Коршунов.

– Салве. – Голос Плавта был хриплым и шероховатым, как обветренная базальтовая глыба. Сухим и бесцветным.

«Ему велено нас прикончить, – догадался Черепанов. – Ему совсем не хочется этого, но он сделает…»

– Делай, что тебе приказал Максимин, – ровным голосом произнес Геннадий.

Он умел проигрывать. Вот только больно за Кору…

«Делать ноги, – подумал Коршунов. – Луков у них нет. Сначала – в окно, потом по тропинке к храму Юпитера. Если дворец не оцеплен. Все равно проскочить можно… В казармы. Поднять моих гревтунгов. Вряд ли с Плавтом много солдат. Тысячи две-три. Хрена лысого! Еще поборемся. Если дворец не оцеплен. Только вряд ли он не оцеплен. Аптус…»

– Максимин… – В горле префекта булькнуло. – Гай Юлий Вер… Нет. Его нет, Череп… Нет больше нашего фракийца…

Великолепный, храбрый, жизнелюбивый, никогда не унывающий Гонорий Плавт Аптус уткнул лицо в черные от пыли ладони и зарыдал…

Это было так неожиданно, что Коршунов даже и не понял сперва. А когда понял… Словно теплая морская волна прошла сквозь него, приподнимая, унося вверх… Жизнь! Он будет жить! Страшный фракиец мертв, а он, Алексей Коршунов, будет жить !!!

Геннадий взял недопитый кубок, подошел к Плавту, обнял его, вложил тонкий стеклянный стебель кубка в заскорузлые пальцы. Гонорий пил, и слышно было, как зубы его стучат по краю кубка.

– Сколько с тобой людей? – спросил Черепанов, когда сосуд опустел и Плавт поднял на Геннадия покрасневшие глаза.

– Сто тридцать шесть, – глухо произнес префект. – Остальные… Предательство, Череп… Началось с предательства и закончилось им. Я пришел к тебе… Больше мне некуда… Все мои люди здесь. Все, кто сумели уйти: верных Максимину сейчас убивают по всей Империи, от Испании до Мезии.

«Так же, как сам Максимин убивал тех, кто был ему неверен… Или тех, кого он полагал неверными , – подумал Черепанов. – Кровь за кровь… А как бы ты поступил с нами, друг Аптус, если бы фракиец прислал тебя за нашими головами?»

Гонорий словно угадал его мысли.

– Мы – в твоей власти, наместник Геннадий Павел , – сказал он устало. – Если ты отдашь меня Сенату – я пойму. Пощади только моих людей…

– Твоих людей… – Черепанов поискал глазами Хриса. Начальник дворцовой охраны был здесь. – Трибун! Распорядись, чтобы спутников префекта накормили и разместили… в казарме охраны дворца.

– Слушаю, доминус!

– Плавт… Присядь. – Черепанов пододвинул ему кресло, налил вина. – Расскажи, как он умер?

– Предательство, – глухо произнес Гонорий. – Как всегда… Как везде…