Римлянин отложил стило, расстегнул ремешок шлема, снял его и посмотрел прямо на Алексея. Нет, это был не тот римлянин, не Ингенс…
– Ну здравствуй, Леха, – сказал римский командир, он же – подполковник Геннадий Черепанов. – давненько не виделись…
Часть третья Кентурион
«Aut bibat, aut abeat!» [17]
«…С I по III век материальное положение легионеров неуклонно улучшалось, тогда как жизненный уровень большинства гражданского населения в III веке существенно понизился…
…Реформы Септимия Севера, призванные укрепить армию, ставшую чуть ли не единственной наряду с пограничными провинциями социальной опорой принципата, и радикально улучшить качественный состав новобранцев, по сути дела завершили процесс разрыва армии с гражданским обществом империи. Легионеры превратились в зажиточную и привилегированную социальную группу, неразрывно сросшуюся с обществом пограничных территорий. Благодаря мужеству легионов и стойкости населения лимитрофных провинций Империя была спасена. Однако политика „солдатских“ императоров, опиравшихся на легионы и пограничные провинции, нацеленная на сохранение античных форм жизни, оказалась глубоко чужда жителям внутренних территорий…» [18]
Глава первая Принцепс одиннадцатого Клавдиева легиона Геннадий Павел Череп
Командир римлян принцепс Геннадий Павел вынырнул из беспамятства через восемнадцать часов. Кружилась голова, руки-ноги – как ватные, но в целом состояние можно было считать удовлетворительным. Черепанов с детства обладал способностью быстро восстанавливаться.
На раскладном дорожном столе горела масляная лампа. Рядом с ложем Черепанова, свернувшись на коврике, как щенок, спала девушка. Племянница старшины из Цекулы.
Черепанов погладил ее по плечу. Девушка тут же проснулась, потерла кул ачками глаза:
– Попить?
– Сам разберусь. Сколько я спал?
– Ночь. И еще день.
– Сейчас вечер?
– Да.
– Тогда живенько найди мне старшего кентуриона Гая Ингенса, знаешь такого? Скажи: командир очнулся, зовет…
Девушка упорхнула.
Черепанов осторожно сел. Налил себе вина, разбавил, выпил – и только тогда понял, насколько хотел пить. В голове тут же прояснилось. Снаружи, за стенами палатки, раздавался привычный шум римского лагеря. Судя по звукам, в подразделении порядок. Чего и следовало ожидать. Черепанов откинулся на ложе, осторожно ощупал раненое бедро. Болело умеренно. У Геннадия был достаточный опыт обращения с ранами, в том числе – своими собственными, чтобы определить: с ногой тоже порядок. Хотя то, что он схлопотал очередную дырку, – это как раз непорядок. Детство в жопе заиграло – полез, блин, в драку, как мальчишка! Ладно, проехали. Все путем, с налетчиками разобрались. Что теперь? Корабли?
Полог откинулся, в палатку вошел кентурион Гай Ингенс. На квадратной кирпично-красной морде бывшего кулачного бойца – озабоченность.
– Как здоровье, командир?
Искренне спросил. Любят братья Ингенсы своего командира. И есть за что.
– Жив буду. Садись. Как – в лагере?
– Все при деле. – Ингенс осторожно присел на край ложа, которое угрожающе заскрипело под шестипудовым кентурионом. – С трофеями разбираемся, с пленными уже разобрались: мертвых зарыли, живых повесили. Дерево из имения соседнего завезли: разобрали там пару сараев. Девок цекульских никто не обижал…
– Значит – все хорошо? – с неопределенной интонацией произнес Черепанов. Что-то Ингенс недоговаривал…
Старший кентурион замялся:
– Ну это… – и решившись: – Корабли варварские мы упустили, Череп. Хотел дать парням передохнуть, а сегодня с утра послал Трогуса с Луцием в ту бухту, а там уже пусто!
– Угу. Нечего было до утра тянуть.
Черепанова упущенные суда не очень беспокоили.
Пускай удирают. Еще неизвестно, удерут ли. Может, их корабли данубийской флотилии по дороге перехватят. Хотя в этом случае и то, что у варваров в трюмах, достанется морякам.