Цена измены

Урал — воплощение сталинской модернизации России. Нигде нет такого скопления великих заводов и лабораторий, научно-исследовательских институтов и университетов. Космическое производство. Ядерные центры и атомные станции. Ракетные и танковые заводы. Все виды металлургии. Оптика и лазеры. Города, открытые и зарытые, — средоточие невиданных трудовых дерзаний, итогом которых стали армады танков, перемоловших фашизм, ракетно-ядерный щит, заслонивший Советский Союз от беспощадной мощи Америки. Эта «сталинская модернизация» стала возможной на костях последнего императора? «Красная империя» Сталина требовала для своего возникновения казни в Ипатьевском доме? Или связь того и другого не поддается линейному исчислению, сложнее причинно-следственной зависимости? Царь-Святомученик, последний монархист романовской империи, передал имперское знамя Красному монарху Иосифу, и тот водрузил это знамя на немецком рейхстаге, завершив русско-германскую войну 14-го года?

Демонизм Урала обнаружил себя в явлении Ельцина. Из уральских подземелий и штолен, из Медной горы явился Горыныч Ельцин. Он разрушил Ипатьевский дом, еще раз символически расстреляв царя Николая, — вторично уничтожил империю Романовых. А потом разрушил «красную империю» Сталина. Дважды Урал переламывал с хрустом позвоночник русской истории, открывая в ней «черные дыры», зияющие Ганины ямы. И вновь мистические силы русской истории, незримые ангелы русской государственности высаживали на обугленных, изъеденных кислотой склонах штольни белые лилии воскрешения.

Урал, как и вся Россия, после страшного удара начинает оживать. Все громче рокочут моторы. Льется сталь из мартенов. Воскресают КБ и заводы. Екатеринбург, уральская столица, тянет ввысь небоскребы, золотится соборами, шумит молодежными слетами, кичится международными форумами.

Я посетил Урал, налюбовавшись всласть конвейером с современными танками. В ракетной дивизии «Тополей» стоял перед гигантской ракетой, чьи дремлющие мысли и вещие сны были о Вашингтоне. Смотрел в серебряные небеса Верхотурья — когда-то в городке отбывали ссылку мои тетушки, святые русские женщины. В «Храме на крови» поцеловал Божью Матерь, Троеручицу, — икону, бывшую с царицей до последних смертных минут. В церкви, построенной рядом с танковым заводом в Тагиле, увидел дивную фреску, нарушающую сложившийся церковный канон. Горящий рейхстаг. В черном окопе убитые фашисты. Советские солдаты в касках и плащ-палатках ощетинились штыками. Из-за холмов вылетают танки Т-34, штурмуют твердыню немцев. Над ними несутся ангелы, духи Русской Победы, мистические силы Русского Воскресения. Как будто оттолкнулись заостренными телами от уральской горы, мчатся вслед танкам, несут на крыльях Благую Весть.

«Завтра», 2008, сентябрь, № 39

Александр Проханов Янтарный корабль

Корабль у пирса — серый корпус, грозные контуры, стальная мускулистая мачта. Как на железной ветвистой елке, развешены фантастические игрушки, — радары, иглы антенн, сигнальные огни. На палубе тесно: орудийные башни, трубы глубинных бомбометов, горбатые люки зенитных ракет. На корме ангар, где, сложив лопасти винтов, спрячется вертолет. Площадки, приготовленные для ударных ракетных комплексов. Визг железа, сверлящие скрежеты, вспышки электросварки. Нет моряков. Нет мегафонного рокота команд, стука подошв по палубе, синевы тельняшек, золота офицерской кокарды. Строители в комбинезонах. Обшивают красным деревом кают-компанию. Покрывают краской и лаками стальную обшивку. Ощупывают маслянистые тела турбин. Всматриваются в чуткое мерцание электронных приборов. Сторожевой корабль «Ярослав Мудрый» насыщается оружием, автоматикой, системами управления. Еще связанный пуповиной с заводом, он всеми хищными остриями, плавными линиями, упругими сгустками стремится в сияющие воды, в туманные дали Балтики, где предстоит ему грозное бытие среди таинственного, полного опасностей мира.

Матка, питающая корабль стальными соками, — калининградский завод «Янтарь», выходящий своими эллингами, бетонными стенками, железнодорожными путями к студеной и ясной реке Преголе. Рядом — великолепный, ухоженный Калининград с католическими костелами и златоглавыми православными храмами, сияющими супермаркетами и сборочными цехами «БМВ», зелеными парками и льющимся потоком дорогих иномарок. Среди этого сытого, холеного, по-европейски комфортного города завод смотрится усталым, неприбранным. В нем чудятся надрыв, болезненный излом, слабость измученного больного. Больной уже вышел из обморока, его отключили от капельниц, но он все еще в несвежем больничном халате и шлепанцах. Ходит осторожно, словно боится столкновения с яростной жизнью. Такое ощущение от завода, когда видишь обшарпанные цеха и медлительно крутящиеся станки, сварные стыки новых, рождающихся на глазах кораблей и недостроенные, похожие на мертвых китов корпуса, на пылающие водопады сварки и ворохи ржавой арматуры, оставшейся от корабельных скелетов.