Крондак поежился, потер складку в уголке рта и посмотрел на стоящих у окна экзекуторов так, словно провинился перед ними. Так оно и было, судя по косому взгляду, которым удостоил его отец Реас. Что до отца Райва, то тот равнодушно поглядел на лорда-регента и…
…странный, почти неслышный звук поплыл по Залу Совета. Казалось, кто-то коснулся басовой струны на луре – не щипнул, а осторожно провел пальцем.
– …ну просто поглядеть не на что, – продолжал, как ни в чем ни бывало, будущий император. – Ни кожи, ни рожи. Вот подумайте, сай визитор, куда такое годится? Разве ж это баба?
К кому именно он обращался, было непонятно, да для самого лорда-регента это, скорее всего, это не имело значения. Возможно, что и к Хильдису Кооту… но кивнул епископ отнюдь не с тем, чтобы выразить согласие с его утверждением.
Просто его светлейшество только что получил подтверждение одной из своих догадок.
Он и не ожидал, что заговорщики воспользуются «заклятием личины». Никому на свете мире не под силу создать «маску», которую не заметят артефакты, во множестве установленные во дворце. Доказательство тому – только что произнесенная Крондаком «вокабула истинного облика». Она не разрушала изменяющие обличие заклинания, но позволяла «заглянуть» под них. Сколько бы ни понавесили этих «вуалей».
А вуалей и не вешали.
Никто не пытался скрыть истинный облик человека, который стоял посреди зала и сетовал на отсутствие подходящих женщин в гареме. Не был он и мыслеформом, пустой оболочкой, управляемой кем-то на расстоянии. А вот его «нимб силы»…
Епископ прищурился. Все те же уплотнения, переливы, пятна – где-то звенящие от напряжения, где-то похожие на пушистый туман… Даже если бы его светлейшество не научился мгновенно запечатлевать в памяти «нимб» любого существа и любого предмета, у него было в запасе почти двадцать лет.
Все знакомо. И все-таки что-то не так. Сходство – как между живым человеком и его портретом, что написан талантливым художником.
Очень талантливым, если не сказать «гениальным». И все же портрет остается портретом.
Воздух снова зазвенел. Однако на этот раз звук был иным.
– Вы ничего не почувствовали? – осведомился Хильдис Коот, обращаясь то ли к лорду-регенту, то ли к самому себе.
– А что мне чувствовать? – возмутился будущий император. – Вы давайте, сай бискуп, не тяните!
Епископ сочувственно кивнул. Ему не было нужды смотреть в «зерцало истины». После того, как он произнес «заклятье честного слова, этот человек не смог бы солгать. И даже не захотел бы.
– А может, подскажете, уважаемый… – Крондак спустился с возвышения и одернул пояс, стягивающий его балахон. – Кто вы такой?
Лицо Хильдиса Коота оставалось непроницаемым.
Лорд-регент осклабился.
– Ох, сай бискуп! Вы что ж, не знаете, кто я такой? Тоже мне визитор… Визиторы все-е-е знать должны! Эх, вы-ы-ы…
– Не пререкайтесь, пожалуйста, – оборвал его узкоплечий экзекутор. – Сделайте одолжение, ответьте отцу-дознавателю.
– Ох, – «Адрелиан» подошел к креслу, похлопал по бархатной подушке и уселся. – Вот так бы сразу. «Пожалуйста», «сделайте одолжение»… Фарин я. Фарин Домкс. Работаю в трактире «Горбатый жеребец», добываю кусок хлеба, так сказать, честным трудом. Овощи с рынка ношу, дичину разную, муку там… Мусор опять же убираю, полы чищу… – в голосе послышались ноты негодования. – Работка, между прочим, нелегкая, грязная. Иные бы побрезговали, а я вот не брезгую! А мог бы, между прочим, давным-давно в Совете сидеть, советы давать! И дельные советы-то, слышите? Голова у меня хорошо соображает, да и папаша-то мой – не кто-то там,
Хильдис Коот помрачнел, как грозовая туча, и коротко взглянул в зерцало, словно боялся, что оно разлетится под его взглядом. Но стекло сияло девственной чистотой, и в его незамутненной толще шевелилась нелепо искаженная фигурка самозванца, восседающего в кресле, точно на троне. Крондак продолжал улыбаться – казалось, он забыл, что в этом больше нет нужды. И все же что-то неуловимо изменилось. Лишь мнимый Адрелиан, кажется, ничего не замечал.
– Так меня, сталбыть, теперь признали, – он дернул головой, словно у него затекла шея, и поудобнее устроился в кресле. – Сами видите: сижу во дворце, и обращаются ко мне не «Эй, увалень!», а по-правильному, лордом-регентом величают…
– Да уж, – фыркнул Реас Фаркхарл. – Для увальня он мелковат.
– Скажи мне, почтенный… – Крондак укоризненно покосился на экзекутора и подошел к самозванцу. Капюшон, который отец-дознаватель так и не снял, отбрасывал на его бледное лицо сероватую тень. – Кто тебе так удружил? Кто тебя во дворец привел, кто объяснил, что к чему?