– Если она не совершала ничего плохого, – ответила Эдит, – ей нечего бояться. Мой отец не причинит ей вреда. Почему вы сами не сказали ей этого?
Эмме хотелось и самой расплакаться от отчаяния.
– Я не могу сказать ей, чтобы она не боялась, – сказала она, – потому что все идет не так, как надо. Все напуганы, нервы напряжены, и я не имею права что-либо утверждать о действиях другого человека. И тем более о действиях короля.
– Но ваш долг – защищать моего отца, – настаивала Эдит; на ее раскрасневшемся лице появилось злое выражение. – Только вы не хотите этого делать, потому что ненавидите его.
Эмма растерянно уставилась на Эдит. Откуда это у нее взялось?
– Ты ошибаешься, Эдит, – холодно сказала она. – У меня нет ненависти к королю.
– Есть, вы ненавидите его, – уперлась Эдит, повышая голос. – Вы ненавидите всех нас. Вы заботитесь лишь об Эдварде и ни о ком больше. Мой брат Эдмунд говорит, что вы будете счастливы только тогда, когда мы все умрем.
Не успела она закончить, как Эмма дала ей пощечину. Девочка на мгновение впилась в нее взглядом, а затем вылетела из комнаты.
Уязвленная ядовитыми словами Эдит, Эмма все же позволила ей уйти. Но на сердце было неспокойно, ее преследовали дурные предчувствия. Когда же Эдит успела обидеться на нее и затаить злобу? За то время, пока они с Этельредом были в браке, его дочери, все еще очень юные, приняли ее почти так, как свою старшую сестру. Какие подозрения сыновья короля могли заронить в нее, если его дочери относились к ней тепло? Понятно, что теперь все изменилось – по крайней мере, в отношении того, что касалось Эдит.
Началось ли это после смерти Экберта или еще раньше, при рождении Эдварда?
Прижав кончики пальцев к вискам, она начала массировать их, чтобы снять пульсировавшее в голове напряжение. Господи милостивый, она должна была предвидеть это. Девочка была уже достаточно зрелой, чтобы понять: ее престиж понизился, после того как ее отец женился на нормандской невесте и передал ей корону, которая никогда не была пожалована родной матери Эдит. А рождение Эдварда лишь добавило возмущения Эдит. Эта девочка амбициозна. Становясь старше, она, вероятно, потребует для себя какой-то роли, предполагающей определенное влияние при дворе, и, пока она этого не добьется, не бывать миру между дочерью короля и ее мачехой.
Она оглядела всех остальных присутствующих в комнате – все были напуганы и расстроены. Она догадывалась, что младшие девочки испугались больше всего, поскольку еще не понимали, какое напряжение кроется за той небольшой драмой, свидетелями которой они только что стали.
Она кивнула Хильде, чтобы та увела Эдварда и его сводных сестер, а сама усадила Альдит на скамью, стоявшую у стены. Даже когда она бормотала какие-то слова утешения, мысли ее все равно были заняты старшей дочерью короля. Нужно найти способ как-то успокоить Эдит, завоевать каким-то образом ее доверие; только вот непонятно, как этого можно достичь.
Эдит была слишком горда для того, чтобы признать, что она может ошибаться. Эту черту она унаследовала у своего отца.
Ошибался ли король относительно виновности Эльфхельма и его сыновей? Возможно, и нет; но жестокость примененных против них мер и его молчание относительно их преступлений могли вызвать лишь недовольство среди тех, чья лояльность в отношении короля и так уже находилась под вопросом. И, если это лето вновь приведет к берегам Англии драккары[2] викингов, объединится ли народ Англии под предводительством своего короля или же в поисках защиты обратится к кому-то другому?
И снова мысли ее вернулись к Эльгиве, которая была способна на вероломство и обман в не меньшей степени, чем ее отец и братья. Где она сейчас и какие планы отмщения вынашивает против короля, возможно, прямо в этот момент?
1006 год от Р. Х
В этот год, в середине лета, пришел к берегам Сандвича датский флот, и делали они там все, что хотели: грабили, жгли и убивали всех на своем пути.
Глава 10
Летнее солнце стояло высоко в небе, когда Этельстан ехал с Эдмундом и десятком своих воинов по Камлетской дороге в сторону королевского поместья в Кукхэме. Дорога эта к северу от моста через Темзу возле Шафтсли пролегала через дубовый лес, и он был благодарен ему за прохладную тень. По мере приближения к реке деревья редели, и вскоре со стен
«Это хорошо, – подумал он, – значит, часовые бдительно несут свою службу». Он насчитал их пятнадцать за частоколом. Его знаменосцы, ехавшие впереди отряда, подали условный сигнал, получили ответ, и звук рога затих. Окинув критическим взглядом фортификационное сооружение, расположившееся на острове посреди реки, он отметил, что здесь со времени его последнего визита добавились две новые башни.