Цена любви

Завершив процесс, женщина ушла, и Николай прочел на немного криво прилепленном листочке короткую фразу: «Клинике требуется санитар-уборщик. Срочно!»

Пожав плечами, он вздохнул и двинулся наконец в сторону широко распахнутых ворот. Свою машину он припарковал за пределами двора клиники.

Еще у одного оперативника «Глории» — Антона Плетнева — были свои заботы: очень удобное для наблюдения место за подъездом Дарьи Андреевны он присмотрел накануне, после того как машина Турецкого отбыла, оставив его в гордом одиночестве рядом с домом Гамзы. Впрочем, он сам отказался ехать, предпочтя метро напряженному молчанию в салоне «пежо»… Мысль же по дороге к подземке свернуть немного в сторону и взглянуть на дом их следующей подозреваемой была естественной: эксперт-искусствовед жила почти рядом, видимо, и она, и Гамза, ходившие когда-то в одну и ту же, ближайшую к обоим школу, так и прожили все эти годы на одном месте.

Нужно сказать, что в отличие от краснокирпичной пятиэтажки Анатолия, дом Дарьи Андреевны выглядел действительно элитным: семь «сталинских» этажей, здание в виде буквы «П», десять подъездов, снабженных домофонами новейшей конструкции. Уютный двор со старыми, разросшимися кленами и березами.

Плетнев припомнил квартиру Гамзы и только сейчас сообразил, что планировка у него вовсе не такая, как в «хрущевских» пятиэтажках, да и потолки куда выше… Получалось, что решительно вся застройка в районе не шестидесятых годов, а как минимум послевоенная. Хотя какое это имело значение? Плетнев понимал, что инстинктивно старается думать о чем угодно, лишь бы не о своих отношениях с Турецким и другими сотрудниками «Глории»… И уж точно — не об Ирине Генриховне…

А местечко для «наружки» он, несмотря на темный почти по-осеннему вечер, углядел сразу: несколько скамеек и стол, явно предназначенный для «забивания козла», окруженные не успевшими потерять листву кустами акации, располагались прямехонько напротив нужного ему подъезда. Вряд ли любители домино по такой погоде оккупируют его, а если и так, кто, скажите на милость, запретит «случайному прохожему» понаблюдать за заинтересовавшей его игрой?

Убедившись в том, что по прихоти неведомого архитектора черные выходы из дома почему-то смотрят на фасад и по этой причине крепко заколочены — дабы не портить вид оживленной торговой улицы, Плетнев отправился домой. А наутро, в максимально возможном темпе забросив Василия в школу, рванул к дому Дарьи Андреевны и занял заранее выбранные позиции. Он не ошибся: стол и скамьи пустовали, холодный ветер и периодически возобновлявшаяся морось к посиделкам явно не располагали.

Наружным наблюдением Антон прежде не занимался. Но не прошло и получаса, как он убедился в том, что, вопреки собственным сомнениям, старых навыков спецназовца он не растерял.

До сих пор известного дирижера Павла Сергеевича Чернобровова Плетнев видел исключительно на фотографиях. Но когда во двор въехала новенькая «девятка», притормозившая возле подъезда Дарьи Андреевны, и из нее выбрался изящный господин с благородной сединой в темных волосах и с порывистыми, быстрыми движениями, Антон признал его сразу. И, удивленно приподняв брови, глянул на часы: девять сорок… Не рановато ли для обычного дружеского визита, даже с учетом давности отношений?

Вряд ли бы эта мысль пришла оперативнику в голову, если б он знал, что в эту ночь Дарья Андреевна и вовсе не спала: слишком много бед и проблем свалилось в последние месяцы и недели на ее голову… Впрочем, по крайней мере одна из них преследовала женщину уже около трех десятков лет… Колина гибель оказалась, что называется, последней каплей, со дня похорон заснуть по ночам не помогали даже таблетки…

К своей одинокой жизни Даша привыкла и смирилась с ней давным-давно. Но есть в этом проклятом мире вещи, привыкнуть к которым не дано, как ты ни старайся… Одна из них казалась чуть легче, пока был жив Николай, а теперь… Вот теперь она действительно осталась со своей бедой один на один…

Мысль о Коле немедленно оживила в памяти и образ его жены. Дарья Андреевна невольно скрипнула зубами, остатки сна, который она и без того столь безуспешно приманивала, испарились под волной ненависти к этой девице, как называла ее про себя Дарья.

Шел второй час ночи, вертеться с боку на бок в широченной кровати, занимавшей едва ли не четверть ее спальни, было бессмысленно. И Дарья Андреевна, поднявшись, уже не в первый раз за последние дни направилась к бару… Будь она к утру трезвой, вряд ли бы позвонила Пашке… Хотя… Кому еще звонить? Не Костику же Меркулову, вечно занятому на службе и, уж конечно, не толстокожему, как бегемот, Гамзе. К тому же Павел — в этом она не сомневалась — примчится к ней тут же, а Дарье Андреевне за ночь, пролетевшую в обществе тяжких мыслей, разбавленных коктейлями, причем не самыми слабыми, находиться одной в огромной, пусть и родной, но пустой квартире сделалось вдруг невыносимо…