Цена любви

Вечером в компании с Турецким и Щербаком Филя, затаив дыхание, прослушивал доставленную Галей пленку, изредка ее комментируя.

Мужчина, позвонивший Субботину, своим звонком доктора определенно разозлил. Надо сказать, что и разговаривал он с ним без всякого почтения.

«— Ну и куда ты провалился? — буркнул хрипловатый баритон, опустив приветствие, едва Субботин включил связь.

— Погоди, — Вадим Юрьевич, судя по голосу, этого звонка не ждал. — Кабинет запру…»

— Точно, — кивнул Агеев, — значит, это было около восьми часов, слышал я, как у него мобильный запикал, после чего он и заперся у себя изнутри… Он сегодня в ночь дежурит.

— А то мы не знаем, — нетерпеливо мотнул головой Щербак. — У нас с Галкой сегодня, можно сказать, общий выходной в этой связи… Не мешай слушать, а?

Александр Борисович, ненадолго приостановивший запись, вновь нажал нужную клавишу плеера. И сразу же послышался щелчок ключа, поворачивающегося в замочной скважине.

«— Какого черта ты мне сюда звонишь? — вслед за этим прошипел Субботин.

— Того самого черта, из-за которого ты не звонишь мне! — не растерялся его собеседник. — Собирался еще в четверг, если не ошибаюсь?

— Не ошибаешься…

— Так в чем дело?

— Слушай, Зигмунд… Разве Стаc тебе не сказал?

— Не-а… А что он должен был сказать?

— Клиентов пока не будет, у нас временные трудности…

Мужчина в ответ неопределенно хмыкнул, помолчал и продолжил:

— И насколько временные? Мне деньги нужны, на остальное, честно говоря, плевать.

— Тебе всегда деньги нужны… Позвони Стасу, скажи, на днях к нему заеду. Сюда больше не звони, просил же!

— Откуда я знаю, «сюда» или не «сюда» тебе звоню?! — огрызнулся собеседник Субботина. — Твоя мобила мне не сообщает, на работе ты или дома торчишь!

— Мы договаривались, что мне ты вообще звонить не будешь!

— У Стаськи телефон недоступен, а мне насчет денег…

— Все, хватит! Больше говорить не могу… Заедешь к своему братцу в субботу, пока!»

Разговор, заинтересовавший мужчин, на этом оборвался, слушать пленку дальше Турецкий не стал.

— Дальше до конца дня ничего существенного, — пояснил он. — Ну, что скажете, мужики?

— Лично я скажу: «Наконец-то!» — провозгласил Щербак.

— А я, что мы удивительно вовремя скумекали установить за ним наружку!

Очевидно, из скромности Филя упомянул, что эту идею высказал первым.

— Я тут разговаривал с одним доктором, — спокойно произнес Александр Борисович. — Он обещал мне консультацию у одного суперавторитета в области онкологии… Покоя мне не дает, чем таким можно «накормить» практически обреченного человека, чтобы он забегал, как новенький? Если бы речь шла о каком-то наркотике, имелись бы побочные действия, видимые даже простому глазу, не вооруженному медицинскими познаниями… Так ведь нет!

Мужчины помолчали, потом Турецкий вздохнул:

— Ну что ж… Надеюсь всем все ясно? На горизонте объявились какие-то два весьма таинственных типа с польскими именами — Станислав и Зигмунд. Судя по всему, братья. Коля, значит, наружку делишь с Галочкой следующим образом: утром и днем она, начиная с семи вечера — ты. Возможно, впереди сюрпризы, которые по плечу исключительно нам, мужикам. При малейшем намеке на такого рода подарочки отзваниваешь мне, и я присоединяюсь. Не нравится мне этот сиплый Зигмунд, несмотря на всю красоту его имени.

— Да, речь вроде бы и грамотная, — кивнул Щербак, — а какой-то криминальный душок все же чувствуется…

— По-моему, мужик просто с большой похмелюги был, — улыбнулся Агеев. — Хорошо, Саша, все ясно, особенно моя часть: глаз с этого Субботина по возможности не спускать… Только он не дурак и, когда я вчера начал в пятый раз пол в коридоре возле его кабинета мыть, поглядел на меня с откровенным подозрением!

— А ты для разнообразия стены помой! — посоветовал Щербак с ехидной ухмылочкой, и все трое рассмеялись.

Настроение и у сыщиков, и у Турецкого явно улучшилось, как это бывало в процессе любого расследования в момент появления первой зацепки.

16

Свой старенький «москвичонок» Галя Романова припарковала через три машины от субботинской «девятки» и, проводив объект взглядом до подъезда, в который тот вошел, предварительно набрав код на металлической двери, внимательно огляделась.

Район Бауманской, куда ее привела слежка за доктором, Галочка знала не очень хорошо, все-таки коренной москвичкой она не была, а столицу изучить досконально и старожилам-то не всегда удается.

Достав из бардачка карту Москвы, Романова определилась, как в таких случаях говорят, на местности: дом сталинской застройки, в который и вошел Субботин, находился в глубине дворов Бауманской улицы, напротив входа в метро, в переплетении прилегавших к ней переулков, один из которых так и назывался Плетешковским.