Вскоре, волшебник ощутил под ногами ступеньки, ведущие на крыльцо дома с горящими окнами. К своему удивлению, до двери работник Бурта добрался даже не споткнувшись.
Лолли устало оперлось спиной о каменные перила.
– У нас еще есть шанс не нарываться на неприятности, – начал Инфион, но его голос тут же прервался громким стуком в дверь.
Ромио гордо встал перед входом, дожидаясь реакции жителей дома. Волшебнику казалось, что они играют в дурацкую детскую игру «постучись в незнакомую дверь и спрячься». Самым страшном в этой версии забавы было то, что прятаться запрещалось.
Мелодия ночи вновь заполнила все вокруг – никакого ответа не последовало. Даже шарканье шагов, актуальное в такой ситуации, не посчитало нужным прозвучать.
– Ну, может, оно и к лучшему, – расслабился Инфион и присел на крыльцо.
Дважды «не местный» проигнорировал эти слова и вновь забарабанил в дверь.
Ничего не изменилось.
А потом послышались шаги.
Стремительные, надвигающиеся и шаркающие. Но раздались они не изнутри дома, как это должно было быть, а откуда-то из тумана. Шарканье становилось громче, пока некая фигура не ворвалась на крыльцо и чуть не споткнулась о сидящего Инфиона.
Наступила немая сцена, в процессе которой новоприбывшая фигура поднялась и отряхнулась.
– Эээээ, – протянул незнакомец и на всякий случай крепко схватился за свой саквояж, – что вам угодно?
– Извините, но мы… – начала Лолли.
– Хотели бы переночевать и подумали, что в этом доме можно было бы остановиться, потому что здесь горят почти все окна, – закончил Ромио, язык которого явно решил устроить себе километровую пробежку.
– Мне нравится, как вы мыслите, – слегка рассмеялся незнакомец. – С окнами вы не угадали, но да, здесь можно остановиться. Если есть, чем платить, конечно.
– А вы, эммм…
– Чтобы не смущать вас, скажу сразу, что – я хозяин этого дома. Если вам интересно знать мое имя – то выдаю его с потрохами. Ш’Мяк.
Хозяин открыл дверь, выпустив порцию света, а потом вошел в свои владения. Ромио тут же последовал за ним, а вот Лолли и Инфион, немного, мягко сказать,
Дверь захлопнулась, когда вся троица оказалось на мягком коврике.
– Насчет света, молодой человек, – Ш’Мяк скинул большой бледно-желтый цилиндр и расстегнул пальто того же цвета. – Я всегда оставляю его включенным, так, на всякий случай.
– У меня назрел другой вопрос, – Инфион нервно вытирал ноги о коврик. – Почему никто не отреагировал на стук?
Хозяин дома рассмеялся.
– Потому что здесь никого не было, разве не очевидно?
– Но вы же сами сказали, что тут живут люди, – мозг волшебника скручивался в один большой знак вопроса.
– Но это не мешает тому, что на данный момент здесь никто не живет. Считайте это чем-то на подобии…. Ммм… Даже не знаю, как сказать. Ночлежкой, что ли. Хотя нет, плохое слово – какое-то грязное. Если мне придет в голову другое, я скажу вам.
Ш’Мяк повернул голову, которая напоминала редиску с бородкой, в сторону Лолли.
– Судя по тому, что девушка уже спит, я предлагаю вам задать все вопросы завтра. А сейчас, эм, занимайте любую комнату на втором этаже.
Работница борделя дремала в сторонке, опершись о стенку. Инфион растолкал ее.
– Если этот Ш’Мяк такой же, как твоя Фить’иль, то нам будет определенно весело. Не в самом веселом смысле этого слова.
– Ну, пока что он не похож на нее. Но раз у нас появился шанс переночевать, надо им воспользоваться.
– А вы не хотели стучаться, – Ромио поднимался на второй этаж с гордым видом и выпяченной вперед грудью. – Все-таки, я дважды «не местный», так что разбираюсь в таких вещах.
Лолли и Инфион рассмеялись, но лишь в головах. У звука не хватило сил выбраться наружу. Глаза, обрадовавшись приятному свету, стали закрываться сами собой, совсем позабыв о тумане на улице.
Но он никуда не делся.
Туман был настолько хитер, что стал бы отличным домушником – он проникал в любые щели, извивался, огибал препятствия. Проникал он и через канализационные решетки, спускаясь все глубже и глубже, как водолаз. Там, внизу, ночь сгущалась – становилось не сказочно-синей, а серо мрачной, в какой-то степени полумертвой.
Лицо Магната треснуло, когда ящик разломился. Тот, кто сделал это, работал с предельной аккуратностью.
– И зачем ты разломал его?! Мы могли лишиться, лишиться!.. содержимого, – прозвучал голос, лишенный какой-либо окраски или уникальности. По крайней мере, глубинные, подземные условия делали его таким. Полумертвая ночь закапывала в могилу и голоса.
– Он не хотел открываться по-человечески. К тому же, я действовал
Эти слова явно принадлежали другому человеку, но ничто не делало их каким-то другим, отличными от всех остальных. Вот она – настоящая ассимиляция…
Коробки, будь у них уши, вслушивались бы в этот небольшой разговор. Но они лишь стояли с открытыми крышками в подземной ночи, оголив свои внутренности. Красная карамель легонько блестела во мраке, как фонарики удильщиков в глубинах океана.