Цена мечты

— Мне попросить его сиятельство выбрать другой день для визита? — подобострастно моргая, уточнил старший лакей. Герхард, помедлив, отрицательно качнул головой.

— Не нужно, — сказал он. — Извинись перед маркизом за ожидание и проводи его ко мне.

Слуга, изогнувшись в поклоне, испарился. Герцог торопливо вернул прическе подобающий вид, оглядел свой домашний камзол и с достоинством выпрямился в кресле. Д’Алваро так Д’Алваро. В конце концов, не принц рука об руку с казначеем — уже хорошо…

* * *

Астор поднимался по длинной мраморной лестнице вслед за лакеем, не глядя по сторонам. Он смотрел только себе под ноги, которые сейчас казались чужими и неимоверно тяжелыми: подъем давался с трудом, но не по причине увечья, а лишь оттого, что каждый шаг приближал маркиза к его личному краху. Даже на ненависть сил уже не осталось — последние несколько дней, что Астор провел в метаниях и сомнениях, готовясь к неизбежному, испепелили его душу. Он пытался заранее смириться со своим позором, внушить себе, что от этого, в конце концов, не умирают, что эль Виатор даже при сильном желании ни с кем не сможет поделиться новой громкой победой… Но все усилия были тщетны. Потому что маркиз Д’Алваро понимал: им обоим достаточно будет просто знать. И знание это уже не сотрется из памяти до конца жизни.

Он скорее пошел бы на казнь, чем вновь на поклон к Герхарду эль Виатору, но его жизнь, увы, богам был не нужна. Они обратили свой взор на Кассандру. И какой у него теперь был выбор? Позволить зятю с треском опозориться на всю столицу, разбить сердце сестре, а через пару лет похоронить племянницу?.. Об этом нечего было и думать. Хотя Астор, конечно, задумывался, в жалких попытках избегнуть собственной скорой участи — задумывался не раз и не два. Он искал другой путь, любой, хоть какой-нибудь, что не обойдется так дорого, искал его и барон, только все было без пользы.

Кассандра поправилась. Гораздо быстрее, чем предполагали семейный врач и герцог эль Хаарт, — спустя уже несколько дней после того, как девушка очнулась, жизнь вернулась к ней в полной мере. Румянец вновь окрасил ее щеки, руки и ноги перестали дрожать, она стала почти совсем такой же, как прежде. Почти. Что-то ушло безвозвратно. В синих глазах Кассандры погасли озорные искорки, а сама она словно превратилась в собственную тень: вроде и живую, полную красок, но совершенно ко всему равнодушную. Целыми днями она призраком бродила по дому, никого в нем не замечая, а если к ней обращались с вопросом, каждый раз вздрагивала и терялась, словно не понимая, где находится, и кто все эти люди. По вечерам она рано уходила к себе, но и там чаще всего просто сидела в кресле, подобрав ноги и устремив отсутствующий взгляд в какой-нибудь темный угол. Даже старую Шишшу, превозмогая глубокую неприязнь ко всему ползающему, приходилось кормить и поить старшей сестре — младшей ни до чего вокруг не стало дела… Баронесса, до сих пор пребывающая в блаженном неведении относительно того, что случилось на самом деле, полагала, что всё это последствия перенесенной болезни и скоро пройдет, Кристобель была счастлива уже тем, что сестренка жива и здорова, но отец с дядей, переглядываясь между собой, мрачнели день ото дня. Нет, Кассандра больше не порывалась встретиться с кем-нибудь из семьи эль Хаартов, не тосковала, прикипев взглядом к окну, выходящему на герцогский сад — ее и в собственный уже не тянуло; она ни о чем никого не просила, не плакала и не отказывалась от еды, однако видеть ее такой было куда более тяжелым испытанием. И маркиз, и барон каждый день пытались расшевелить ее, то и дело заводя пространные разговоры о Даккарае, но в ответ оба слышали одно и то же, то есть, почти ничего. «Да, папа», «Конечно, дядя» — и глаза в пол, и ни тени интереса в голосе. Это было невыносимо.

Время шло, до вступительных испытаний в высшие школы оставалось всего две недели, и вечером двенадцатого августа, когда Кассандра после ужина все той же тенью скользнула вверх по лестнице, ни на кого не взглянув, Астор Д’Алваро вдруг осознал: с него хватит.

«Так дальше продолжаться не может, Руэйд, — заявил он зятю, едва дождавшись, когда они останутся наедине. — К чему всё это? На что мы надеемся? Чего ради тянем? Еще немного — и Герхард покинет столицу до самого начала занятий в школе! Или тебе нравится то, во что превратилась твоя дочь?»

Барон тяжело нахмурился. «Не говори ерунды, — сказал он. — Конечно, нет. Я уже не знаю, что мне еще сделать, лишь бы она хоть разок улыбнулась. Я даже предложил вчера устроить ей встречу с этим магом, чтобы не рвать вот так, наживую…»

Астор резко выпрямился: «Да ты с ума сошел, Руэйд?! Ты хоть понимаешь, что ты наделал?!»

Барон понимал. Куда лучше, чем его шурин, и пошел на такой шаг лишь от безвыходности, будучи не в силах смотреть на горе дочери, однако…