Её подвозит Илья. Дома тихо, ей очень не хватает Светкиного смеха и объятий, того, как смешно она морщится, когда обижена, как подрагивают во сне её ресницы. Однако Ден ясно дал понять, что ребёнку не место в доме, когда происходит переворот. Верно сделал, рассказав о нападении, ведь иначе Ника бы не смирилась с отсутствием дочери.
Она переодевается в домашние вещи, желудок голодно урчит. Больничное питание оставляет желать лучшего. Организм требует чего-то более существенного, чем овсяная каша или суп.
Холодильник пустует. Она роется в шкафах и находит хлопья. Лучше б был здоровенный стейк, но имеем, что имеем.
– Вообще-то в городе работает доставка, – раздаётся позади голос Дена. Ника ведёт плечом.
– Я знаю, мне не пять, – огрызается она.
Обдумав случившееся, девушка в полной мере осознала то, что могла погибнуть. Осталось бы только тело без души. Как он может вести себя, будто ничего не было? Будто не он пытался её убить.
– А капризничаешь, будто да, – усмехается он.
Ника с грохотом отставляет тарелку и оборачивается. На нём чёрные спортивные брюки, жёлтая футболка, волосы растрёпаны, торчат в разные стороны. Выглядит так, будто только проснулся. Ей странно наблюдать на его лице сменяющие друг друга эмоции от заинтересованности до раздражения.
– Давай ты сделаешь вид, будто меня здесь нет, ладно? Скоро всё закончится. Не вижу смысла притворяться, словно тебе есть дело, – говорит она, не пытаясь смягчить удар. Ей не нужна его забота. Она лишь путает, внушает то, чего нет. Ей не нравятся чувства внутри, не нравится, что одно его присутствие вносит в её голову путаницу, а живот скручивает, точно в преддверии чего-то хорошего, чего-то, что заставит её сердце трепетать в ожидании.
Он облизывает губы, шагает навстречу.
– Ты снова это делаешь.
– Ха? – выдыхает она, сжимая кулаки.
– Выводишь меня. Прекрати, твои истерики уже достали, – говорит он, потирая пальцами лоб. – Я рассказал. Тайн больше нет. Ты же этого хотела, верно?
Он имеет одну примечательную способность – превращать её в нестабильную психопатку, готовую взорваться в любой момент. Что сейчас и происходит. Она чувствует, как спокойствие испаряется, исчезает, а на замену ему приходит нечто чёрное и вязкое.
– Не говори мне, когда я должна замолчать. Технически рассказал Максим. Ставлю тысячу: это было его решение, не твоё, – она почти на сто процентов уверена, не зря же Ден так долго скрывал факты.
Его кадык дёргается, когда он сглатывает, а взгляд становится острым, ядовитым.
– Нравится с ним общаться, да? Максим, Максим, Максим. Что, уйдёшь к нему, как разведёмся? – цедит он. Слова, приправленные злобой, больно бьют под дых.
– Он по крайней мере остаётся человеком. Нормальным, способным на сочувствие. А ты – человек, а, Ден? – ей неясно, почему они, вообще, подобное обсуждают. Будто действительно женаты, будто меж ними когда-то было место для любви.
– Так вали, – холодно бросает он, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. Выплёвывает слова на выдохе, точно нет ничего проще. – Только не забудь, как просила меня о большем. Что, не помнишь?
Ооо, она помнит, хотя лучше бы, действительно, забыла, как и своё нападение на него в целях самозащиты. Вампирский припадок хранить в памяти было бы приятнее.
Она бьёт его по щеке. Сильно. Наотмашь. Раздаётся шлепок, а затем наступает звенящая тишина. Он поворачивает голову, на коже алеет след. Ей кажется, что вот-вот его глаза подёрнет красная пелена, но из-за недавнего чудесного исцеления этого не происходит. Он ставит руку поверх её головы, нагибается медленно, секунда превращается в десять. Их губы почти соприкасаются. Слюны во рту скапливается слишком много, а сердце учащает ритм. Ей бы пригнуться, ускользнуть, сбежать. Было бы логично. Но логика рядом с ним постоянно сбоит. Её просто не существует.
– Никогда. Никогда больше не смей, – низко давит он. Их носы соприкасаются, бешеный пульс колотится в висках, в горле. – Поняла?
Взгляд скользит по его оголённым ключицам, напряжённой линии челюсти. Ника дрожит, но вовсе не от страха, хотя так было бы правильно. Что-то изменилось с той ночи в отеле, перевернулось с ног на голову, когда он пришёл израненный. Что-то с ними теперь конкретно не так. А было ли хоть раз «так»? Вряд ли.
Когда всё началось? Когда он обнимал её после ночного кошмара, когда утирал солёные слёзы? Или раньше? Она не может понять, да и не желает.
– А то что? – с вызовом говорит она, но вместо спокойного голоса выходит какой-то хрип.
Его глаза сверкают каменьями, темнота в них сгущается, патокой окутывая её сознание. Расстояние, недавно казавшееся близким, теперь ощущается иначе.
Он рывком притягивает её к своему телу. Поясница ударяется о столешницу, но Ника, кажется, вовсе этого не замечает. Пальцы зарываются в его волосы, сжимают русые пряди: мягкие, шелковистые. От него приятно пахнет, словно только недавно принимал душ.
Ден стонет ей в рот, закусывая губу, проникает внутрь, проводит по нёбу, переплетает свой язык с её. Вспыхивает искра, в мгновение обращаясь лесным пожаром, от которого нет спасения.