Все знали об истинном раскладе вещей, кроме меня. Люди играли на моих нервах. Лавировали как могли, а теперь ошарашили правдой. Теперь мне придется жить дальше и смиряться с новой реальностью, где больше нет тех, кто за меня. Есть те, кто хотел как лучше, и те, кому это было выгодно.
Чувствую себя морально раздавленной. Пешкой в чьей-то игре. Марионеткой в руках того, кто все это затеял. Не один Альпарслан во всем этом замешан. Но проще было винить во всем именно его. Теперь же... Понимаю, что нужно смотреть глубже. Но сил на это совсем нет.
Я более чем поверхностна в таких делах и очень наивна. Мне проще спрятаться в свой кокон и не выходить из него. Но так продолжаться не может. Уже не может. Нужно что-то предпринимать, иначе подобное может случиться снова. Иначе все решат, что поступать со мной подобным образом — нормально. А это не так. Далеко.
В следующий раз я просто не выдержу. И сейчас-то еле держусь. И то из-за сына.
Я встаю с постели, прислушиваясь к тишине в доме.
Мельком поглядывая на кроватку Каана, убеждаюсь, что он ещё спит, и улыбаюсь. Смотря на него, я понимаю, что нельзя отчаиваться. Ни в коем случае.
Подхожу к окну и кладу ладонь на холодное стекло. Вглядываюсь в панораму города и раздумываю о том, что делать дальше.
Зная, какой властью и силами наделён Альпарслан, понимаю: он найдёт меня везде. А значит… долго скрываться не получится. Тем более сейчас он знает, что его сын со мной...
Наш сын.
Чакырбейли так просто этого не оставит.
Вчера конструктивного диалога с ним так и не получилось, хотя я очень надеялась, что все наконец прояснится. Но кроме очередных “ты будешь” и ты “должна” — я не услышала ничего. А этого чертовски мало.
Мне нужна конкретика, которая подскажет дальнейшие действия. Под его дудку плясать я не собираюсь.
Да и он, думаю, прекрасно понимает, что как раньше уже не будет. Смысла возвращаться к прошлому я не вижу, несмотря на то, что тело помнит его прикосновения, а сердце отзывается на его голос. Все внутри трепещет. Но больше всего завораживает сцена, когда Каан лежал на руках Альпарслана... Улыбался ему. Радовался приходу отца. Признал в нём родного. Это трепетное отношение всколыхнуло чувства, которые, казалось бы, уже давно растаяли.
Ну и как после этого оставаться ко всему равнодушной?! Как раз и навсегда вычеркнуть Чакырбейли из своих мыслей?
Ответ приходит незамедлительно:
Это просто невозможно.
Устало потерев лицо и так и не найдя выхода из ситуации, я иду в ванную. Умываюсь. Делаю повседневные дела, а когда выхожу из нее, слышу робкий, тихий стук в дверь. Если бы Каан не спал, я бы точно не услышала.
Я мысленно напрягаюсь, ожидая увидеть кого угодно... В последнее время моя квартира пользуется спросом. Кто только в ней не был! Однако открыв входную дверь, я расслабленно выдыхаю, глядя на Азизу, которая явно очень торопилась. Няня запыхалась и выглядит встревоженной. На лице — следы бессонной ночи. Очевидно, не одной мне сейчас тяжело.
— Рассказывай, — говорю уже на кухне, протягивая ей чашку чая.
Азиза тяжело вздыхает. На глазах застыли слезы. Она обхватывает ладонями стакан и качает головой.
— Я же говорила, что мамы проблемы с сердцем, — всхлипывает она. — И что нужна операция. Срочно. Иначе... иначе ...
Она не договаривает, закрывает лицо руками и сотрясается от рыданий, вызывая во мне одно лишь желание: обнять и успокоить.
Я подхожу к ней и начинаю гладить по волосам.
— Не переживай, все обязательно образуется... — шепчу едва слышно.
— Нет… — Она прижимается ближе. — Я не уверена в этом, Дарина. Для операции нужны деньги, а найти крупную сумму в такое короткое время — почти невыполнимая задача. Брат сказал, что продаст квартиру. Но разве это можно сделать быстро? Если только совсем дешево. Поэтому он влез в микрокредитные займы. Я боюсь, что он не выдержит такой нагрузки. Это тяжёлое бремя. Брат сказал не беспокоиться, но как я могу быть спокойна, когда меня даже не пускают к ней в палату?!
— Тише... — хриплым голосом отзываюсь я. — Ты могла не приходить к нам. Я бы никогда не осудила тебя за это.
— Брат заверил, что все сделает как надо, а мне лучше поехать на работу. Вот я и здесь. Думала, смогу абстрагироваться, но ошиблась...
— Мне так жаль, Азиза, — вздыхаю я. — И маму твою. Она у тебя очень хорошая, раз ты о ней всегда с теплом отзываешься.
— Да, так и есть, — легко соглашается она. — Она чудесная... всегда меня поддерживала. Мы с ней очень близки. Постоянно созванивались. Ни дня не могли без этого ритуала! Чувствуем друг друга в критической ситуации. Оттого и боль сильнее.
Азиза продолжает говорить о своей маме, и каждым последующим словом словно расковыривает мои незажившие раны. Я невольно сравниваю свою мать с ее. Моя уж точно никогда обо мне не волновалась бы. И точно не звонила бы узнать, как у меня дела.
Когда на меня обрушились проблемы и все СМИ заполнила клевета, она просто от меня отвернулась. Несмотря на то, что ей я сказала правду. Но ей было все равно.