- Это несправедливо. Я помог тебе, а ты на десять восходов лишаешь меня своего общества.
У меня слезы подкатили к горлу:
- Вовремя ты вспомнил о справедливости. Наверное благодаря ей я не могу любить, рожать, и обязана минимум раз в двенадцать восходов терпеть твои притязания? Странная справедливость.
Он врезал кулаком по косяку, оставив на дереве приличную вмятину со следами крови, и вышел, мягко закрыв за собой двери.
- Ненавижу, - сквозь слезу шепчу вслед.
Вечером ко мне зашла мать.
Конечно, ей уже донесли о результате работы целителей, и конечно, в самых мрачных тонах, не смотря на то, что она и сама горазда сгущать краски, даже самый ярко-лазурный превращая в несусветную гадость вроде смеси бордо и болотного зеленого, с отчетливой примесью гнойно-коричневого, и переубедить ее практически невозможно.
Возможно от этого, однако не факт, но она выглядела уставшей и измотанной до невозможности. Фамильная жемчужная кожа посерела, под глазами залегли тени, их родные сестры залегли в уголках губ. Ее нечасто можно увидеть в таком состоянии - безупречная королева, никому она не позволит считать, будто не всевластна. Кроме меня, разумеется.
- Как ты? - Были первые ее слова, заданные сухим, царапающим слух голо сом.
- Нормально. - А что еще можно ответить? Я не имею права жаловаться или врать.
- Истаб рассказал мне все.
- Да, знаю.
- Съерра, милая... Я не знаю что делать! - Мама расстроенным вихрем пронеслась по отчищенной, от учиненного Дарсаном погрома, комнате. - Не знаю!
Я со вздохом отложила недочитанную книгу и села в кресле прямо.
- Ты ничего не можешь сделать, мам. Мне осталось два года. Может быть, три.
- Два года... - эхом повторила она. - В Бездну! Я не хочу остаться без дочери!
- Мам... Не надо. Мне плохо и без напрасных поисков справедливости. Когда мы скажем отцу? И братьям?
Пока о моей болезни знали только мы двое. Не желали напрасно волновать. А может, и надеялись на что-то, мать наверняка надеялась. Например, что лекари ошибутся. Или что найдут лекарства, или...
Неважно. Лекарства не существует. Тут виновато само мое рождение.
Никто до сих пор не знает что это - судьба, магия или какой-то сбой в геноме. Известен только сам факт: более трех женщин в правящей семье одновременно быть не может. Если такое случается, то кого-то неизменно поражает странный недуг, быстро сводящий в могилу. Мама считает, что это некий механизм отбраковки, дабы избежать борьбы за власть. Я склонна ей верить, потому что иных идей все равно нет.
Когда мать забеременела мной, это была ее четвертая беременность и третий ребенок. Самую первую медики и лекари (те, кто посвящены в эту тайну) оборвали, едва поняв, что плод женского пола. На тот момент еще жива была мамина сестра Эорин и ее дочь Эовис. Трое. Как и положено. Потом один за другим родились братья, и матери хотелось еще ребенка - по одному на каждого консорта, своеобразная такая справедливость.
Не знаю уж как медики промахнулись с определением пола, но они это сделали. Процедура проверки считается абсолютно точной и вторичной в виду ее вреда для матери и плода не делали. Так до самого момента моего рождения все искренне считали, что правительница подарит миру еще одного мальчишку, рыжего и вихрастого - в отца. Обманулись оба раза и с мальчишкой и с мастью.
Поначалу она надеялась, что все обойдется. Сама она действия этой отбраковки не видела, лишь читала в семейных хрониках и слышала от своей матери, строго наказывающей блюсти святое правило "не больше трех". Когда в возрасте семи лет лекари обнаружили у меня странную патологию, никто особо не насторожился. Бывает. Ничего страшного - изучат и вылечат.
Не изучили. Потому что изучать было нечего: физиологически все было в порядке. Лишь на ментальном плане лекари видели то, что описали как темную туманную дымку. Она зародилась в левой ступне и с годами ползла все выше и выше... Достигала какого-нибудь органа, проходило время и он вдруг отказывал. Конечно, лекари потом все восстанавливали, но факт остается фактом и неизбежным: когда она, эта странная дымка, достигнет сердца - однажды им меня не вытащить.
Они предлагали "лечение". По одному удалять все органы, заменяя их выращенными искусственно аналогами. Разумеется, надолго этого не хватит и операции нужно будет повторять каждые три-пять лет... И понятно, что после такого ни о каких детях говорить не приходиться.
Но мне такую жизнь не хочется.
К тому же есть и еще кое-что.
После рождения Амори, моего младшего брата, мать осталась бесплодной. Окончательно. А даже если у одного из моих братьев родится дочь, она не имеет права наследовать, потому что будет принадлежать тому роду, в котором рождена ее мать.
Вся надежда на меня, так как по иронии судьбы Эорин и Эовис погибли десять лет назад. Дикие напали на кортеж, в котором они путешествовали, от охраны даже костей не осталось...
Нас с мамой с тех пор двое, но болезнь моя не ушла. Вероятно, обратно процесс уже не отыгрывается.