Цена откровения

– Нет. Мы не пара. Просто она хотела поговорить. Просила все рассказать. Все, как было.

– Про Машу, Ингу и Женю? Про их махинации в банке? Она же догадывалась. Сама рассказала, что начала прозревать. Маша потому ее и подставила, что Саша начала ей задавать неудобные вопросы.

– Хочет подробностей. И про Настю тоже.

– Архипова созналась?

– Что угостила ее специальным коктейлем? Да. Но уверяет, что не собиралась убивать Настю. Просто хотела вывести ее из строя на какое-то время, чтобы не мешала заработкам. История отравления Инги ее лишь подстегнула. Она решила, что подозрений на нее не падет. Все слепят в одну историю. А тут еще коллеги к Насте пришли так кстати. Она в тот вечер и намешала лекарств ей в коктейль, которым угощала почти каждый день. Архипову ждет суд…

Саша пришла через десять минут. Посвежевшая, отдохнувшая после отпуска, в который отправили весь персонал банка.

– Меня оставляют, Сергей. Только что от руководства. Считают честным сотрудником.

– Рад… Очень рад. – Он сощурился от яркого солнца. – Но во многом вы, Александра, заблуждались. Например, о Жене думали как о карьеристе. А он был просто мошенником. И не самым главным.

– Да… Тут и не понять, кто из них был главнее: Инга или Маша! Инга придумала схему обмана. Маша пошла дальше: начала устранять неугодных. Своего любовника она тоже убила?

– Вениамина Кожетева? Она… Уже созналась в непреднамеренном убийстве. В состоянии аффекта, утверждает. Психанула, когда он на стоянке за баром высмеял шантажиста. А потом и вовсе догадался, что это ее рук дело, и высмеял вдвойне. Она достала домкрат из машины, которую одолжила у своего дяди, – ее-то уже была разбита в пух и прах, – и ударила им доктора по голове. То ли не рассчитала удара, то ли доктор оказался так слаб, но он умер. И этот эпизод ей будет, скорее всего, вменен как непреднамеренное убийство. А вот отравление Голубевой Инги, Жени в больнице и покушение на убийство Романа – это уже серьезно. Может сесть пожизненно.

– А факт мошенничества в банке? И со мной? Как со мной она обошлась? – Губы Саши гневно дернулись. – Гадина!

– За все будет отвечать. За все! К слову, ее дядя – Владимир Грехов – в прошлом достаточно известный психиатр, валит ее по полной программе. Утверждает, что именно Маша поспособствовала тому, чтобы Инга глотала таблетки сверх всякой нормы. Убеждала ее, что вреда не будет.

– У Инги своя голова была на плечах, – возмутилась Саша. – С такими преступными замыслами. Никогда бы не подумала. Никогда!

– Она очень любила мужчин. Хотела производить на них впечатление. С годами становилось все труднее это делать. Приходилось дарить им подарки. Вывозить на отдых. Некоторым, как Хорькову, это нравилось. Кому-то, возможно, тоже. До тех пор, пока она не принималась давить на них и требовать стать отцом ее ребенка.

– Безумие полное!

– Согласен.

Они помолчали, с интересом следя за игрой на детской площадке, которую устроили детям мамы. Потом Саша вздохнула.

– Хотя, может, не такое уж и безумие. Возможно, Инга устала от обмана. Захотелось чистоты и невинности рядом. А ребенок – это как раз чисто и невинно. – Она запнулась и проговорила с грустью: – Настю жалко. Как вы справляетесь, Сергей?

– С трудом, – честно признался он. – Если бы не Лизка, уехал бы, наверное, куда-нибудь подальше.

– Собака теперь с вами? – изумилась девушка.

– Да. Сестра Насти оформила все документы. Я теперь владелец на законном основании. Этого Архипова мне особенно не может простить. Не того, что привлек ее к ответственности за содеянное против Насти, а за…

Он запнулся. Глянул на часы и вспомнил, что должен срочно возвращаться домой. Он обещал Лизке пораньше вернуться. И хотел ей купить любимого корма. Надо было спешить, а то дружище обидится и просидит в углу весь вечер, не поворачивая головы в его сторону. Единственное, что способно было отвлечь Лизку от обиды, это разговоры о Насте.

О ней она слушала не уставая. А он не уставая говорил, и ему становилось немного легче. Тоска отступала, и в хорошее будущее понемногу верилось.

– Вы сейчас куда, Сергей? – спросила Саша, когда они одновременно поднялись со скамейки.

– За кормом и домой. Лизка ждет.

– А можно мне с вами? – Саша неуверенно улыбнулась. – И погуляли бы потом с ней вместе. Мне совершенно нечем себя занять сегодня.

– Хорошо. Идемте, Саша. Но учтите, лишнего при ней говорить точно нельзя. Это самая умная собака на свете. Она все понимает. И очень грустит. А зло чует за версту.

Они шли по парковой аллее, сопровождаемые птичьим гомоном и шелестом веток пробудившихся к жизни деревьев. Они не говорили, но, как ни странно, не испытывали неловкости. Их молчание было комфортным. Оно было красноречивым.

«Вот так все и заканчивается, – подумал он, исподтишка рассматривая профиль девушки. – И горе, и тоска, и одиночество. Под шум городских улиц, под стук женских каблучков».

«Вот так все и начинается, – подумала она, прислушиваясь к его шагам. – И надежда, и счастье, и любовь. Неожиданно-нежданно. В этом, наверное, и заключается смысл жизни, о котором так любят говорить и спорить…»