Цена покорности

– Если честно, то уже устал прощать твои промахи. Я ведь мог бы уже раз десть тебя наказать. Нечаянно, ага? Тебе бы это понравилось? Ответь мне.

– Нет.

– А если у тебя между ног все покраснеет, и неделю придется мазать антигистаминном – тебе понравится? А если я трахну тебя именно в таком состоянии, наплевав на твои ощущения? А, Дарин? Понравится тебе такое? Отвечай.

– Нет.

– Тогда не надо изображать адское пренебрежение и насмешку, когда я пытаюсь о тебе заботиться. Поверь, в таких вопросах педантизм не бывает лишним. Это понятно? Отвечай.

– Да. Простите.

–Так-то лучше.

Кирилл выдавил немного крема на палец и мазнул им в сгибе моего локтя.

– Минут пять посиди. Я пока отнесу твои вещи в комнату.

Я чувствовала себя такой дурой, сидя на краешке ванны,  глазея на собственную руку в креме. Кирилл, конечно, тот ещё шизик, но он прав про аллергию. Я поняла, когда он объяснил. Это сама с собой я могла пойти на риск, а он вот не позволяет себе промахов, если дело касается его приказов. Пора прекращать провоцировать Салманова на такие речи. Он действительно пытается заботиться. Иногда дотошно, иногда оригинально, но ведь эффективно.

Салманов вернулся и смыл с моей кожи крем. Сам, ага. С присущей дотошностью. Вскрыл новую губку, смочил водой, убрал крем, смыл снова, прошелся по руке еще раз. Похлопал меня по коленке, сказал:

– Да, все прекрасно. Только пахнет неприятно. Начинай.

Как я и прогнозировала, он никуда не вышел, а остался стоять, подпирая плечом косяк. Хотя и была к этому готова в мыслях, но на деле смущение побороть не удалось. Позы, в которых я наносила крем на лобок, были далеки от изящных. Самой с собой было странно изгибаться и проверять, тщательно ли промазала, а тут еще под пристальным взглядом мужчины. Я пыталась отстраниться и делать вид, что его тут нет, но все равно краснела, как помидорка, работая стеком. Едва не уронила его и тюбик, услышав:

– Плохо. Пропустила.

Кирилл подошел ко мне, забрал крем и стек.

– Сядь, – велел он, снова кивнув на бортик. – Ноги разведи.

Я послушалась, конечно. А Салманов без смущения опустился на колени, чуть натянул кожу на внутренней стороне бедра и аккуратно прижал стек  к половым губам. Он прошелся им несколько раз, добавляя крема, нанося его почти до ануса. И все время морщил нос, бормоча:

– Почему я должен возиться с этим дерьмом? Запах жуткий.

Я не стала говорить, что его никто не заставляет, но очень громко думала об этом, глядя в потолок, считая точечные светильники, молясь, чтобы он уже закончил.

 Он взглянул на часы, засекая время. Я часто заморгала, чтобы глаза не закатились опять.

– Пятнадцать минут ждем.

И опять множественное число. Откуда взялось это мы? Я его еще вчера не знала, а сегодня деваться некуда от бесконечных «мы».  Мы должны привыкать друг к другу. Мы должны поехать. Мы должны поесть. А теперь вот мы вместе ждем, когда белая дрянь разъест мои волосы. Смывать, уверена, мы будем тоже вместе. Не оставит меня этот чокнутый в покое.

Здравый смысл подло шепнул: «Сама виновата. Могла потерпеть в салоне, тогда не было бы всего этого безобразия. Возможно, даже наказания удалось бы избежать».  Скорее всего, было бы другое безобразие в виде веселья, о котором заикался Салманов. И вот не уверена, что его забавы были бы намного лучше. В любом случае, мне пришлось заткнуть внутренний слишком умный голос, смиренно ждать  и слушать, как Кирилл чем-то шуршит в моей комнате.

 Уверена, он вернулся едва вышел указанный в инструкции срок. Я помалкивала, глядя вниз. На пол упали штаны Кирилла и майка. Ах, точно, мы и смывать будем вместе.  Какая прелесть.

Салманов взялся за подол сорочки и потянул вверх, избавляя меня от нее, отбросил в сторону, положил руки на бедро, подцепил кружевную кромку чулка. Снимал медленно, словно растягивал удовольствие. Один и второй. Ласкал по дороге кожу на ногах. А может, проверял наличие волос. Черт его знает.

– Залезай, малыш, – пригласил меня Кирилл в душевую кабину, где уже настраивал воду. Делать нечего – пошла.

Душевая у него (или уже у меня) была просторная с россыпью мигающих кнопок на панели, кучей режимов и тремя лейками. Кирилл взял самую простую. Он взял мою ногу и поставил на выступ, снова присел и начал тщательную работу. Я была вся перед ним, во всей красе.  Кирилла точно ничего не может смутить. Да и мне после того мало что будет казаться неудобным с ним. У гинеколога в кресле и то не так. А этот…

Этот не гинеколог, но мужчина в расцвете сил и лет, тщательно водил губкой по моему лобку, споласкивал ее под душем и снова убирал крем и волосы. Брезгливость? Не, не слышал он о таком. Я вот даже Женькиными волосами брезговала и всегда орала, если он забывал мыть ванну после себя. А Кириллу, похоже, даже удовольствие доставляло. Он оторвался от процесса лишь на минуту, поднял голову, спросил:

– Хочешь что-то сказать? Говори, а то еще взорвешься. – И снова ухмылялся, как демон.

– Зачем ты это делаешь сам? Я могла бы…

– Да, могла бы, – кивнул он. – Но хочу посмотреть, как это будет в идеале.

– То есть, все, что ты делаешь – априори идеально.