— Как догадались? — удивился Злобин. Рубашку гладил действительно сам, гостиничным утюгом, но в качестве был уверен.
— Женщина иначе гладит. А вы не разведенный, нет?
— Нет, слава богу. Семья пока в Калининграде осталась. К Новому году, надеюсь, переберутся в Москву.
Ирина Алексеевна относилась к тому типу женщин, у которых сердце болит за всех и вся. Было в ней что-то исконное, деревенское, столицей не подпорченное. Простой ситцевый халатик, прическа, какую носили в детстве Злобина школьные учительницы — прямой пробор и клубок косы на затылке, — а глаза… Злобин не смог смотреть в них больше секунды. Столько там плескалось горя и невыплаканных слез.
Едва войдя в квартиру, он сразу же определил, что живут здесь трудно, но честно. Пахло домом. И еще бедой. Валерианкой или какими-то сердечными каплями. Мебель старая, еще сэвовских времен, чешский гарнитур расставили по всем трем комнатам. Цветной телевизор с полированными боками, последний шедевр советской радиоэлектроники. Вышедшие из моды шторы, обои давно следовало сменить, но тем не менее, надо отдать должное хозяйке, смотрелось все уютно и аккуратно.
Злобин скользнул взглядом по полочкам серванта. Между посудой стояли семейные фотографии. Обычная семья. Из такой идут в армию. Но редко — в тюрьму.
Обычный набор книг в шкафу, какой появляется в любой семье ко второму десятку жизни: полные собрания сочинений классиков шестидесятых годов издания, серенькие томики «ЖЗЛ», купленные в педагогическом порыве, детские книжки в ветхих переплетах и школьные учебники литературы. Само собой — детективы. От Сименона до Марининой. Особняком стояли новенькие томики юридической литературы.
— Валентин — первый юрист в семье? — спросил Злобин.
Ирина Алексеевна сморгнула, промокнула пальцем уголок глаза.
— Да, — кивнула она. — Я, конечно, хотела, чтобы он шел в медицинский. Но Валя настоял на своем.
— Почему «конечно»? Вы врач?
— Нет, не сложилось. Фельдшер-акушер. Теперь, правда, на пенсии.
— А у меня жена — кардиолог, — подхватил тему Злобин. — Друзья подкалывали: женился на медичке. А мы уже сколько лет вместе, и тьфу-тьфу-тьфу. Может, для прокурорского это идеальная пара. Врач и следователь. По себе скажу, доброта докторская помогает. Озвереть не дает… У Владислава девушка есть?
— Была — Леночка. Не сложилось у них, — тяжело вздохнула Ирина Алексеевна. — Жалко. Хорошая девочка.
— И других не было?
— Откуда им взяться с такой работой! — с неприкрытой болью ответила Ирина Алексеевна.
Злобин отхлебнул чай. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но он тянул время, давая матери собраться перед новой порцией боли.
— Ирина Алексеевна, Валентин сильно пил? — тихо спросил он.
Она лишь кивнула и закрыла глаза ладонью.
— М-да, у нас это вроде профессионального заболевания, — попытался неловко смягчить горечь Злобин.
— И Валя так говорил! Слово в слово. А сам уже без бутылки пива не засыпал, — запричитала Ирина Алексеевна. — Придет за полночь, а от него уже водкой разит. Выключит на кухне свет и сосет свою «Балтику девятую». Потом ногами прошаркает в свою комнату и рухнет как мертвый.
Злобин встал. Положил руку на вздрагивающее плечо Ирины Алексеевны.
— Ну-ну, не плачьте. Все через это прошли. Я тоже пил до чертиков. А потом в момент бросил.
— Правда? — глухо спросила она, вытирая глаза.
— Пять лет не пью, честное слово.
Злобин в эту минуту был противен сам себе; ничего не мог поделать с прокурорской натурой: одна часть ее утешала, искренне сострадая горю матери, а другая находила и цепляла в памяти мелкие детали, из которых потом сложится полная картина.
Дверь в комнату Валентина была открыта, и Злобин тщательно обшарил ее взглядом. Ничего выпадающего из общего стиля квартиры. Ни дорогой радиоаппаратуры, ни компьютера, ни календарей с голыми девочками. Или Валентин жил, как научили отец с матерью, или у него была своя норка, обставленная и оборудованная на нетрудовые доходы.
— А у вас дети есть, Андрей Ильич? — спросила Ирина Алексеевна.
— Дочка, — машинально ответил Злобин.
— С дочкой проще. Маме помощница… Выдать замуж за порядочного и работящего, все на сердце легче. Хотя порядочным и работящим сейчас хуже всех приходится.
Злобин поморщился. Не хотелось переходить к формальной процедуре, но ничего не поделаешь.
— Ирина Алексеевна, извините меня… Но Валентин, скажем так, пропал… Мы начинаем розыскные мероприятия. Полагается осмотреть жилище пропавшего. Ну, на предмет установления… Может, он паспорт с собой взял зимнюю одежду. Значит, уехал. Вы понимаете?
— Я понимаю. Конечно, конечно. — Она в последний раз всхлипнула, достала из кармана платочек и быстро промокнула глаза.
— С вашего разрешения, — скороговоркой пробормотал Злобин и шагнул к дверям комнаты Валентина.
— Андрей Ильич, вы в сны верите? — остановил его на пороге тихий голос Ирины Алексеевны. «Черт, истерика началась… Не дай Боже», — с тоской подумал Злобин. Но тут предчувствие больно укололо под лопатку. Он повернулся.
— Да, Ирина Алексеевна, верю. Особенно если это сны матери.
Ирина Алексеевна терзала в пальцах платочек,