Читаем Цена посвящения: Время зверя полностью

Цена посвящения: Время зверя

В Америке, например, когда началась война, Рузвельт вызвал олигархов и предложил поработать на благо родины. Требовалось срочно перевести экономику на военные рельсы. А кто это мог сделать качественнее, чем Дюпоны, Морганы и Рокфеллеры? Они временно оставили свой бизнес и подписали контракт с правительством. Зарплату чиновников, сам понимаешь, с доходами олигархов не сравнить. Поэтому они установили символическую плату в один доллар. Так у них принято. Дал доллар — считай, нанял. Дурак не придерется, а умный не обидится. За один доллар они и провели мобилизацию экономики. После победы Рузвельт лично вручил каждому по серебряному доллару в дорогой рамке. Кто-то из олигархов, сейчас уже не помню, кто именно, сказал, что это самый дорогой доллар из тех миллионов, что он заработал за всю жизнь.

— А у нас все норовят отобрать на великие цели.

— Менталитет. — Вожак постучал пальцем по лбу. — Почему-то считают, если у них будет много денег, то все получится.

Он смежил веки. Надолго замолчал.

Дикарь хорошо изучил повадки Вожака и ничем не выдал нетерпения. Знал, сейчас тот последний раз просчитывает ходы. На памяти Дикаря Вожак еще ни одного поступка не совершил спонтанно, под действием рефлексов или под давлением чужой воли.

— Я отхожу от дел, — ровным голосом произнес Вожак.

Дикарь не удивился, все к тому и шло. Рано или поздно хватка слабеет, и жизнь вонзает в тебя когти.

— Трудно заниматься делами, когда по три раза за ночь бегаешь в туалет, — криво усмехнулся Вожак. — И все фиксируется на пленку.

Дикарь покосился на него, но промолчал.

— О принятом решении знаешь только ты. Оно останется нашей тайной, пока ты не окрепнешь окончательно.

Дикарь вдруг почувствовал, как сила Вожака медленно перетекает в него. Это была мудрая, уверенная в себе сила, а не та, кроваво-пенная, что он ощущал в себе.

— Перед тем, как ты скажешь «да», — а я не уверен, что ты согласишься, — ответь мне на один вопрос, мальчик мой. — Вожак поскреб острием трости слежавшуюся листву. — Я не задал его тебе при первой встрече. Молчал и после. Но теперь самое время его задать. Только правду, уговор?

— Согласен, Иосиф Михайлович.

— Тебя двенадцатилетним мальчишкой оставили умирать в тайге. Ты выжил всему наперекор. За это я сделал тебя своим воспитанником. Но неясно одно. Я специально консультировался, охотиться в то время было еще рано, а ягоды сошли. — Он выдержал паузу. — Что ты ел как минимум две недели межсезонья?

Дикарь повернул голову и бесстрастно посмотрел в лицо Вожаку.

— Отца. И его друга. Освежевал, прокоптил полоски мяса над костром и ел, пока не научился охотиться.

Они не моргая смотрели в глаза друг другу. Первым отвел взгляд Вожак.

— Я знал ответ. Давно знал. Но не ожидал, что ты ответишь.

— Почему?

В широко раскрытые ноздри Дикаря поплыл запах старости.

— Возможно, я тебя плохо знаю, — пробормотал Вожак, отвернувшись.

Дикарь сжал зубы, чтобы наружу не вырвался победный крик. Впервые он почувствовал, что сильнее, во сто крат сильнее Вожака.

Старые львы

Салин усталой походкой спустился по лестнице и подошел к машине.

Владислав выскочил, услужливо распахнул дверцу, успев смазать улицу взглядом.

Салин устроился на сиденье. Снял очки и стал мелко дрожащими пальцами массировать переносицу.

Владислав нырнул в салон. Бросил в рацию «Снимаемся!» и кивнул водителю.

Машина приемисто рванула с места, выкатилась на проспект и быстро набрала скорость. В окне замелькали яркие блики реклам.

Салин отвернулся в темноту салона. Решетников, забившись в угол сиденья ждал. Не произнося ни слова, наблюдал, как сквозь маску сановника и тайного советника, на лице Салина проступают обрюзгшие складки усталости.

— Центр операции на Ближнем Востоке, — прошептал Салин, отваливаясь на спинку сиденья. — Что тебе говорит имя Саид-аль-Махди?

— Ровным счетом ничего, — нахмурившись, ответил Решетников. — Нам сейчас для полной радости только «Аль-Кайды» не хватает. А Бухгалтер что об этом кадре сказал?

— Кроме имени, ничего. — Салин уронил руку на колени. — Загрядский давно — полный пшик. Все вопросы к Глебу Лобову.

Решетников дважды крякнул. Как штангист, прилаживающий руки на гриф штанги.

— Поспрошать можно. Только как? — спросил он.

— Сообразно обстоятельствам, — с плохо скрытым раздражением ответил Салин.

— Ну-у, — протянул Решетников. — Тогда Владиславу карты в руки. По экстренным мерам — это к нему.

Владислав подобрался, как доберман, услыхавший свою кличку.