«Да это же Луазо, – сообразил я. – А комната, в которой я нахожусь, – это мое новое жилище». Мне, наконец, вспомнилось вчерашнее ночное путешествие с Люсьеном, переход в новый мир и последовавший за ним поход в свои апартаменты под бдительным надзором и руководством Луазо. Проходя пустыми сумрачными залами, я не встретил ни одного человека. Царивший вокруг полумрак нагнал на меня сон, и едва зайдя в комнату, я скинул с себя всю одежду и как убитый повалился на кровать. А теперь, очевидно, моя наставница посмотрела на экран и решила, что мне пора вставать. В следующий момент я юркнул под одеяло, чувствуя себя по меньшей мере неловко. Так все это время, пока я голышом потягивался на кровати, она меня видела?! До меня только сейчас стал доходить ужас такого положения. Неужели целых три года кто-то будет следить за каждым моим действием? Об этом ничего не было сказано в контракте. Я косился на одежду, брошенную в противоположном углу комнаты, и, понимая, насколько смешно сейчас выгляжу, проклинал про себя свою недогадливость и беспардонность моих наблюдателей.
– Ну сколько можно спать? – недовольно спросила Луазо. – Если ты уже встал, подойди к микрофону и сообщи мне об этом.
Я почувствовал облегчение. Она не видела меня! Но к одежде я все-таки прошествовал, завернувшись в одеяло, словно римский патриций. Затем огляделся, пытаясь припомнить, где должен находиться микрофон.
– Хватит спать, – устало повторяла Луазо. – Новый Пятый – страшный соня, – сообщила она кому-то.
«Ну что ты прицепилась?» – думал я, заглядывая в ящики и обшаривая книжную полку. Микрофон обнаружился в виде небольшого черного отверстия в поверхности стола. Увидев его, я вспомнил, что мне нужен не сам микрофон, а кнопка, которая его активирует, и после очередного раунда поисков и напряженных воспоминаний наконец-то нашел ее под столом. Сев на простой стул, оказавшийся неожиданно удобным, я нажал кнопку и сурово сказал:
– Пятый слушает.
– Наконец-то, – довольно отозвалась она. – Тебя просто невозможно растормошить. С добрым утром, соня.
Я решил умолчать о своих длительных поисках и ответил:
– С добрым утром.
– Выспался? – весело поинтересовалась она.
– Не особо, – сознался я.
Было очень непривычно говорить в воздух и слышать ответы собеседницы прямо в голове.
– Ничего, еще отоспишься. Но для этого придется ложиться раньше. Твой предшественник в это время уже всегда был на ногах, и мы не можем позволить Пятому менять свои привычки так внезапно. Постарайся быть в Секции Трапез поскорее. Если у тебя есть вопросы, ты можешь их задавать в любой момент – тебе обязательно кто-нибудь ответит.
Слушая ее веселое щебетание, я постепенно пришел в более умиротворенное настроение.
– Мадемуазель Луазо, – начал было я, но она прервала меня:
– Николь, просто Николь.
– Николь, – согласился я, – у моего предшественника были еще какие-либо привычки, о которых мне надо знать?
Она рассмеялась.
– По-моему, всего лишь день назад ты был уверен, что о нем тебе известно все. Если ты хорошо следил за ним, то даже его ранние подъемы не должны быть для тебя сюрпризом.
Я пожалел о своем несколько опрометчивом вопросе и с обидой сказал:
– А это и не было сюрпризом. Но мне известно только то, что я видел по телевизору. У вас ведь нет камер в этой комнате…
Последнюю фразу я произнес полувопросительным топом.
– Не волнуйся, – понимающе ответила она, – твоя квартирка состоит из нескольких помещений. Камера есть только в наружной комнате, куда могут зайти гости. Никому из них не придет в голову пройти в твою спальню. Ты же знаешь – это будет верхом неприличия в вашем мире. Так что в спальнях нам нечего регулировать, и камер в них мы не ставим. Это, впрочем, не означает, что ты должен выходить в этой комнате из своего образа. А что касается твоего первоначального вопроса, то никаких особых привычек у твоего предшественника не было. Будь таким Пятым, каким как ты его себе представляешь.
«Опять заладила – „Не выходи из образа“, „Не выходи из образа“», – беззлобно подумал я и сказал:
– Спасибо. Ну, я пошел.
И вспомнив ее прощальные слова, добавил: – До встречи в эфире.
– Будь умницей, – ласково сказала Луазо, и в моей голове воцарилось молчание.
Наскоро сделав зарядку, я умылся и взглянул в зеркало. Пятый отвечал мне любопытствующим взглядом. Всматриваясь в его лицо, я вспомнил свою недавнюю непоколебимую уверенность в том, что я и он – это одна личность. События последней ночи несколько выбили меня из колеи, но сейчас желание влиться в виде Пятого в его мир охватило меня с прежней силой.
Я пригладил волосы и, насвистывая что-то веселое, бодро направился к двери. Лишь у порога я оборвал свой неуместный свист. Пятому, как, впрочем, и всему его миру, эта мелодия была незнакома.