Цена прощения

Пока шел до прихожей то и дело чувствовал на себе изучающий взгляд Давида из-за чего я каждый раз хотел улыбнуться. Но боялся что он заметит, как я наблюдаю за ним, потому подавлял этот порыв.

Взял телефон, что так и остался лежать на деревянной поверхности стола, набирая нужный номер. И поставив на громкую связь, мы оба замерли в ожидании ответа.

— Да? — настороженно подала голос Майя.

— Мама! Мама! — тут же радостно закричал Давид, ерзая в моих руках. — Приезжай к нам с Тимуром, у него такой большооой дом… Как замок. Он разрешил остаться нам с тобой у него в гостях, — воодушевленно делился сын новостью с Маей.

На том конце провода повисла тишина, но уже через несколько секунд Майя ответила.

— Конечно приеду, сынок. Ты пока беги поиграть, а я с дядей Тимуром поговорю, ладно? — говорила Майя таким голосом, какой я еще никогда не слышал. Я вообще не представлял даже, что она может так мило разговаривать.

Аккуратно поставил Давида на ноги и он тут же помчался в гостиную, выкрикивая непонятные звуки. А я отключил громкую связь, прикладывая телефон к уху.

— Тимур, что ты задумал? — тут же взорвалась Майя. Ну вот другое дело этот голос я уже узнаю.

Устало потер глаза, переминаясь с ноги на ногу.

— Он соскучился по тебе. Чуть не расплакался. Это был один единственный вариант, — отсчитывался я.

Даже на расстоянии я услышал как Майя устало выдохнула, замолкая на пару секунд.

— Кинь адрес, приеду как только смогу, — напоследок сказала она, отключаясь.

Прошло уже минут тридцать после нашего разговора. Давид стал капризничать еще больше и совсем перестал подпускать меня к себе. Лишь продолжал слезно кричать о том, как скучает по маме. А я все больше и больше чувствовал себя фиговым отцом. Что ж я за папа такой, если не могу справиться со своим ребенком.

— Сы…, - но я тут же осекся, поджимая губы. — Давид, а хочешь мы посмотрим что-нибудь? Какие мультики ты любишь? — не прекращал я предпринимать попытки вновь выйти с ним на контакт.

— Нет! Я хочу, чтобы приехала мама! — выдал мне сын все тот же текст.

Я хотел было предпринять очередную попытку, чтобы как-то расположить к себе Давида, но меня прервал дверной звонок. И сын тут же счастливый побежал к двери, словно и не собирался вот-вот заплакать. Быстро поднялся на ноги, направляясь вслед за ним.

— Привет, солнышко, — с теплотой в голосе сказала Майя, поднимая Давида на руки.

А я как вкопанный застыл на месте, наблюдая за этой картиной. Слегка прикрыл глаза, представляя в своей голове все иначе. Мое сердце хотело верить, что вот она пришла с работы после долгого дня и мы с сыном встречаем ее. Давид счастливый расцеловывает ее щеку с одной стороны, а я с другой. И нет вокруг никого кроме нас троих. Но мой мозг то и дело возвращал меня с небес на землю, показывая суровую реальность.

— Тимур, ты слышишь меня? — позвала меня Майя и я сразу же вернул свой взгляд на нее. — Где я могу уложить спать Давида? Время уже десять…ему нужно спать в это время.

— Да, да…конечно. На втором этаже. В твоей комнате, — и Майя бросила на меня такой потерянный взгляд. Такой забытый.

Но это длилось лишь пару секунд, а после она неуверенно кивнул, направляясь в нужном направлении.

— Мама, а папа тоже к нам приедет?

Меня словно ударили под дых, перекрывая поток кислорода в организм. А сердце сжалось так сильно, что я готов был закричать. Схватился за грудную клетку, надеясь облегчить боль. А самому хотелось выть. Майя обернулась в мою сторону и я сразу опустил глаза в пол, трусливо сбегая. Я ненавидел быть уязвимым на чьих-то глазах. Не любил, когда другие видят мою боль или слезы. Потому мне проще было уйти. Сбежать. Закрыться и переждать пока поток боли хоть на немного не станет меньше. Быть уязвимым значит быть слабым. А я презирал всю жизнь таких людей. Но почему-то после появления в моей жизни Майи я день за днем все больше и больше считал себя слабаком. Она делала меня слабым, и я ненавидел это.

***

Майя

Мне потребовалось около минуты, чтобы решиться открыть дверь. Неуверенно вошла вглубь комнаты, замирая. Отчего-то я перестала слышать стук собственного сердца. В ушах противно звенело, а комок боли, что застрял в горле, не позволял кислороду в полной мере поступать в мой организм. Господи! Дорожки соленых слез маленькими ручейками скатывались по щекам, пока воспоминания все отчетливее врезались в голову.