Цена развода. Я не отдам вам сына (СИ)

— Что вы наделали? Кто дал вам на это право? — кричу я и падаю на колени, собирая упавшие на пол части снимка, которые все эти годы грели мне душу, напоминая, что в прошлом я сделала всё правильно. Моей наградой за все мои труды был мой сын.

Меня накрывает настоящая истерика. Всё начинается с плача, а затем я начинаю задыхаться и даже не слышу, как между Гордеем и его матерью вовсю идет перепалка. В конце концов, он выталкивает ее грубо в подъезд и закрывает дверь, после чего садится рядом со мной и притягивает меня к себе.

— Прости за это, Сонь, обещаю, я всё исправлю.

Его голос слегка надломлен, словно его тоже задевает происходящее. Но я не поднимаю взгляда, не желая в этот момент смотреть ему в лицо. Боюсь увидеть там что-то, что может заставить меня изменить свое решение по поводу нас.

Вот только в этот раз позволяю себе проявить слабость и кладу голову ему на грудь, уткнувшись в нее лицом. Пытаясь сдержать свои всхлипы, вскоре я слышу тихие приближающиеся шаги Димы, но не смотрю в его сторону, чтобы он не видел мое заплаканное лицо.

— А что происходит? — тихо и осторожно спрашивает он, чувствуя, что обстановка в доме накаленная.

— Мама слегка поранилась, но скоро всё пройдёт. Налей ей водички на кухне, сынок, хорошо?

Гордей проявляет смекалку и занимает Диму, давая мне возможность прийти в себя до его возвращения. Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы восстановить дыхание, а затем делаю над собой усилие и поднимаю голову, глядя в глаза Гордея. Наши взгляды встречаются, и я застываю, чувствуя, как в груди колотится сердце.

Время, казалось, застывает, и я невольно замечаю, как быстро бьется его собственное сердце, словно вторит моему.

— Я сделаю тебе успокаивающий чай, — хрипло говорит Гордей, но вопреки своим словам не встал, а продолжает держать меня в своих объятиях.

Его рука вдруг поднимается, и ладонью он касается моей щеки, стирая оставшиеся слезы. Он медленно наклоняется, словно давая мне возможность передумать, но я, как завороженная, перевожу взгляд на его губы и не могу никак от них оторваться.

В какой-то момент мое сердцебиение замедляется, и я прикрываю глаза, желая в этот единственный раз отдаться на волю чувств.

— А что это вы делаете? Я воды принес, — вдруг раздается звонкий голос Димы, возвращая меня в реальность.

Я резко отскакиваю от Гордея и тру лицо, после чего поворачиваюсь к сыну и стараюсь улыбнуться, чтобы его не пугать. Гордей кашляет себе в кулак, словно пытаясь собраться, но я чувствую, что между нами до сих пор искрит напряжение.

Момент близости упущен, и я благодарно принимаю стакан у Димы, делая несколько жадных глотков. Он что-то говорит, пытаясь по-детски подбодрить меня, но я слушаю его слова вполуха.

Мне бы остаться и обсудить с Гордеем произошедшее, но мне настолько неловко и стыдно, что я позорно сбегаю вместе с Димой в гостиную, чтобы смотреть с ним мультфильмы.

К счастью, вскоре приходит Мария Федоровна, и Гордей уходит к себе в кабинет, не пытаясь вызвать меня на разговор. Это позволяет мне перевести дух.

Когда я успокаиваюсь, то разжимаю сжатый всё это время кулак и украдкой рассматриваю разорванные части снимка УЗИ. Мне всё еще горько от того, что бывшая свекровь всё-таки смогла сделать мне больно, но я стискиваю зубы и не собираюсь больше плакать.

Я спрашиваю у домработницы, где скотч, а затем склеиваю снимок в ванной, чтобы никто не видел меня. После же, казалось, целую вечность смотрю на снимок, еле сдерживая слезы. Но в этот раз дело не в том, что сделала Есения Андреевна, а в том, что я осознаю, наконец, реальность.

Чувства, которые должны были давно умереть, снова начинают пробуждаться.

Глава 27

Несмотря на попытки Гордея убедить меня остаться у него, я настаиваю на своем, и на следующий день мы с сыном покидаем его квартиру и возвращаемся к себе. Поначалу Дима капризничает, так как привык часто проводить время со своим отцом, но со временем привыкает, увидев, что я своего решения менять не собираюсь и никак не реагирую на его просьбы и слезы.

Конечно, у меня сердце болит при виде того, как он печалится, но вместе с тем я осознаю, что давать слабину нельзя, иначе он в будущем будет вертеть мной с помощью подобных эмоций. Мне нужно проявлять твердость, чтобы с моим мнением считались.

Спустя несколько недель я всё еще чувствую гнев на бывшую свекровь, но стараюсь этого внешне не показывать, чтобы не упиваться этим чувством. Несмотря на то, что Гордей поставил ей ультиматум, она мне не звонит и не приходит ко мне, чтобы извиниться за содеянное.

Впрочем, даже если бы это произошло, я не уверена, что могла бы ее простить. Не после того, как она порвала снимок УЗИ, который так много для меня значил. Конечно, я понимаю, что это всего лишь бумажка, но она значит для меня слишком много.

Она символ того, за что мне в этой жизни стоит бороться и для чего жить. И пусть Дима и есть живое воплощение этого, это не отменяет того факта, что этот клочок бумаги мне важен.