Цена счастья

— Что за чушь ты несешь? На Рождество я предсказывала Сильвии судьбу, только и всего. И она бы жестоко поплатилась, если бы не послушалась меня.

— Ангелина! — Эмма вздрогнула, услышав голос Барнаби, прозвучавший суровее, чем обычно. Его брови нахмурились, в глазах появился стальной блеск. — Чтобы я больше не слышал о твоем даре ясновидения! Мало того, что это сущий вздор, эти бредни вредны и опасны. Вилли, проследи, чтобы твоя жена прекратила обманывать и пугать людей!

Вилли смущенно кивнул головой:

— Я исполню ваш приказ, сэр.

Ангелина покраснела и, бросая на Барнаби злобные взгляды, встала из-за стола, подошла к раковине и начала греметь посудой. Миссис Фейтфул удовлетворенно кивнула головой, в душе она гордилась своей мудростью. Барнаби взял Эмму за руку.

— Пойдем в столовую, ты еще не завтракала.

Прежде она должна объяснить мужу, зачем пожаловала на кухню, решила проницательная Эмма.

— Я только хотела прояснить бессмысленную историю ночного переполоха, Барнаби. Если Ангелина и предсказывала судьбу, я уверена, она никому не собиралась причинить вреда.

— Подобная ворожба может оказать болезненное воздействие на такую трусливую и впечатлительную особу, как Луиза Пиннер.

Эмма почувствовала, что ее муж испытывает неприязнь к гувернантке и вряд ли им движет гуманное желание защитить Луизу. Барнаби нисколько не походил на Дадли, чье сочувствие к слабому, забитому существу возвышало его в собственных глазах: он почувствовал себя мужественным и сильным. Эмме показалось, что она догадалась о причине исчезновения Сильвии, Ангелина наворожила девушке нечто такое, что выбило ее из колеи и заставило бежать из Кортландса. Исчезновение хорошенькой гувернантки, которая нравилась детям, огорчило Барнаби.

Но что было, то было… Эмма крепко сжала руку Барнаби, заметив:

— Да, я согласна. Предсказание судьбы опасно и рискованно. Дорогой, какие у нас планы на сегодня?

Все еще погруженный в свои невеселые мысли, он рассеянно ответил:

— Мне надо поработать. Я уже на неделю задержал сдачу новой части романа. Придется позвонить Марку и как-то умиротворить его.

— Ты не имел права тратить свое драгоценное время на женитьбу! — Ответ Эммы был ироничен, и в нем сквозила обида.

Барнаби засмеялся:

— Дорогая, я обожаю, когда ты совсем по-детски злишься. Но сегодня утром тебе придется потерпеть. Все вы, очаровательницы, одинаковы: вам бы только отвлечь мужчину от серьезного дела.

Дождь прекратился, и, хотя небо было затянуто тучами, в такую погоду дети отправились погулять. Эмма смотрела, как они выходят из дома, в плащах, шлепая резиновыми сапогами, болтавшимися на длинных, тонких ножках. За ними едва поспевала хрупкая, исполненная чувства ответственности мисс Пиннер; она семенила, перекинув через плечо парусиновый мешок. Он предназначался для еще оставшихся цветов, опавших листьев — гувернантка увлекалась составлением гербариев.

Впервые за последние два дня Эмма ощутила душевный покой. Ей захотелось поделиться своими впечатлениями и мыслями с родной тетей Деб, и она принялась за письмо. Эмма подробно излагала все события последних дней; оставшись одна в спальне, созерцая сквозь высокое окно серенький деревенский пейзаж, она вспомнила афоризм мудрой пожилой леди: «Люби его, но не доверяй ему».

«Я все еще доверяю ему, — исповедовалась Эмма, — несмотря на то, что у Барнаби оказалось две дочери, свободолюбивых, как дикие лани, а также разведенная с ним демоническая красавица жена, образ ее — я со стыдом вынуждена это признать — преследует меня и днем и ночью; еще досаждает мне изваянный в мраморе прадедушка, который словно наблюдает за каждым моим шагом. Не говоря уже о призраке хорошенькой Сильвии, гувернантки, исчезнувшей в прошлом году в ночь под Рождество…»

Через два часа, когда Эмма спустилась вниз, Барнаби разговаривал по телефону, а дети возвращались с прогулки; за ними чинно следовали Луиза и Дадли, поглощенные беседой, которую они вели, не обращая внимания на вновь заморосивший дождь.

— Хорошо, дорогая, напиши мне сразу, — говорил Барнаби, когда и комнату вбежали девочки с порозовевшими щеками.

— Теперь уж это точно мама! Дай нам поговорить с ней, пожалуйста!

Барнаби повесил трубку и с нескрываемой болью спросил детей:

— Почему каждый раз, когда звонит телефон, думаете, что это ваша мать? У меня полно знакомых, которых…

— Которых ты называешь «дорогая», — вмешалась Эмма; она расстроилась, увидев разочарованные мордашки девочек.

Барнаби ответил, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Это была секретарша Марка, которую, если ты хочешь знать, я всегда называю «дорогая». Такая уж у меня старомодная манера обращаться к подчиненным, особенно хорошеньким женщинам.

Руперт, оторвавшись от газеты, похвалил брата за твердость характера:

— Так держать, старина!

Мисс Пиннер вошла в комнату, самодовольно посмеиваясь. Ее спутник — Дадли — выглядел смущенным. Он торжественно нес парусиновый мешок Луизы. Увидев, что на него все смотрят, Дадли незаметно отбросил свою ношу в темный угол, объяснив, что случайно встретился с детьми и гувернанткой.