— А вам не кажется, что останки принадлежат молодой женщине, миссис Фейтфул? — спросила Ангелина, вытаращив глаза.
Экономка обернулась к служанке со всем высокомерием, какое только способна была выразить ее тщедушная фигура:
— Что вы хотите этим сказать, Ангелина?
— Я подумала… о той девушке, которая была с нами на Рождество… о той, которая исчезла…
— О Сильвии! — воскликнула Эмма.
Миссис Фейтфул отнюдь не была смущена нелепым предположением Ангелины; она рассмеялась своим каркающим смехом.
— Какие только глупости не приходят в твою пустую голову! Скажешь тоже, Сильвия… Не спорю, смазливая вертихвостка заслужила такой конец, но я не думаю, что это она. Ангелина, поставь чайник. Ты что, не слышала распоряжения миссис Корт?
Сама почтенная леди достала своими скрюченными лапками хлеб, масло и джем. Ничто не могло помешать ей выполнить свои обязанности экономки.
На полу лежали осколки фарфора, — немые свидетели небрежности — или внезапного потрясения миссис Фейтфул.
* * *
Девочки сидели каждая в своей постели, тщательно умытые, притихшие.
— Я читала им одну поучительную историю, доложила Луиза.
Книга дрожала в ее руках. Она страдальчески посмотрела на Эмму. Было ясно: любопытной особе требовались адские усилия, чтобы усидеть на месте; еще труднее было удержаться от дальнейших пересудов находки Вилли. Чьи это бренные останки? Кто был похоронен на пустыре? Связана ли смерть незнакомца или незнакомки с кем-либо из обитателей Кортландса? Эти захватывающие вопросы были словно начертаны в ее близоруких глазах.
Эмма принесла чайный поднос.
— Чай, горячее молоко, хлеб с джемом и немного аспирина, чтобы вы сразу уснули.
— Я не голодна, — отказалась Дина.
— А я проголодалась. Могу съесть тысячу кусков хлеба.
Бравада Мегги говорила о силе воли девочки, вызывающей у Эммы искреннее восхищение. Тем более что сегодняшнее поведение Мегги было чистой бравадой. Она поперхнулась первой же ложкой чая и вдруг жалобно запричитала:
— Это не мама, правда? Я знаю, что это не мама. Не может этого быть. Я говорила, что она умерла, но на самом деле никогда так не думала. Это не она! Правда, Эмма? Правда? Правда?
Луиза приложила пальцы к губам. Но не смогла все же удержаться от трусливого восклицания.
— Мегги! Какой ужас!
Эмма осторожно убрала поднос с постели Мегги, села рядом и бережно обняла худенькое, дрожащее тело девочки.
— Мегги, дорогая, успокойся, это не твоя мама. Папа только сегодня говорил с ее адвокатом, и тот пообещал срочно отправить письмо Жозефине. Через несколько дней она вернется.
Тонкая ручка Мегги обвила Эмму за талию.
— Вы убеждены? Это правда?
— Не сомневайся, правда, детка. (Прости мне Господь мою ложь. Но кто-то должен помочь девочкам перенести эту ночь.)
Дина вымученно заулыбалась:
— Может быть, мы все же поедем в Венецию?
— Надеюсь. — Эмма так хотела, чтобы мечты детей сбылись.
— Чур, я первая поеду в гондоле! — воскликнула Мегги.
— Нет, я! Я!
— Гондолы настолько просторны, что вы поплывете вместе. Лучше скажите, кто первым проглотит аспирин?
— Я! Я! — закричали разом обе девочки. — И без молока. Мы умеем глотать пилюли без молока.
Кажется, кризис миновал. Задернув занавески и уложив девочек, Эмма вышла из комнаты. Луиза ждала ее в коридоре.
— Должна сказать, что вы были неотразимы, миссис Корт, но что будет, если дети узнают, что вы лгали?
Эмма не удостоила обнаглевшую гувернантку ответом.
— Или вы говорили правду? — не могла успокоиться Луиза. — Я хочу сказать… вы думаете, что… что это останки Жо… я имею в виду первую жену мистера Корта.
Эмма побледнела.
— У вас нет сердца, Луиза, а еще — мозгов!
— Не сердитесь. Я подумала… — лицо гувернантки исказила уродливая гримаса. — Ведь, как ни крути, она давно не появлялась, не так ли?
Любящая мать не способна забыть о существовании своих детей.
— Неужели вы не понимаете, — еле сдерживая гнев, ответила Эмма, — что вас не касается личная жизнь семьи Кортов. Буду вам признательна, если в дальнейшем вы будете держать свое мнение при себе.
— Простите, миссис Корт. Я не имела в виду ничего… ничего похожего. — Луиза схватила ее за рукав. — Просто я потрясена.
Эмма усилием воли подавила острое желание вырвать руку и оттолкнуть от себя богом ушибленную гувернантку.
— Мы все потрясены. Я не должна была говорить с вами таким резким тоном. Думаю, нам лучше спуститься вниз и чего-нибудь выпить. Мужчины могут появиться в любую минуту.
Братья вернулись домой, когда было уже темно.
— Полиция еще здесь, — сообщил Барнаби. — Теперь все под наблюдением властей. Боже, как хочется выпить. А вам, девочки?
Барнаби казался бодрым, едва ли не веселым, выглядело странным. Словно он в чем-то твердо убедился. Руперт беззаботно насвистывал, Дадли, обретший вновь здоровый румянец, переминался с ноги на ногу, говоря, что сырой вечер — неподходящее время для раскопок; он был поражен, что опытный Вилли вздумал пахать в такую погоду.
— Вы имеете хоть отдаленное понятие о том, кто жертва? — спросила Эмма, пытаясь не выдать своего смятения.