Цена счастья

— Ни малейшего. — Барнаби был краток: — Рост около пяти футов четырех дюймов и копна черных волос. Сержант сказал, что вряд ли удастся восстановить причину смерти: с момента захоронения прошло так много времени. — Барнаби Корт говорил о трагедии минувших лет без каких-либо эмоций. Казалось, автор детективов испытывает к случившемуся сугубо профессиональный интерес, словно в маленьком, возможно прелестном, теле никогда не теплилась жизнь. — Извините, что вдаюсь в эти патологоанатомические подробности, но они меня заинтересовали как писателя: в моем воображении уже зреет захватывающий сюжет. Жаль, что мы так и не узнаем истины. А вы что пригорюнились, красавицы? Нас этот криминальный кошмар не должен беспокоить.

Руперт рассмеялся, как всегда удивляя фальшивой интонацией сердечности.

— Боже милостивый, ведь не думают же власть предержащие, что это прискорбное событие как-то связано с Кортландсом? Среди нас нет Синей Бороды. По крайней мере, я уверен в этом. Полиция, разумеется, обязана «проиграть» и такую абсурдную версию, но через день-другой слуги закона поймут, какой это бред.

— Да, кстати, тебе пока разумнее никуда не отлучаться, Дадли, старина, — посоветовал отшельнику Барнаби. — Что ни говори, ты проводишь в поместье больше времени, чем мы с Рупертом.

— Если преступление свершилось примерно два года назад, любой из нас мог оказаться в Кортландсе, — возразил Дадли.

— Это случилось так давно? — у Эммы отлегло от сердца. (Значит, в могиле не останки Сильвии. Ангелина теперь может успокоиться.)

— Пока нет результатов медицинской экспертизы, время гибели несчастной всего лишь предположение. По правде говоря, я думаю, что сержант грамотно ведет следствие: он вспомнил о том, что в четырех милях отсюда располагался военный лагерь. Боюсь, что какой-то лихой солдат жестоко обошелся со своей подружкой, в один прекрасный день убив ее. Прискорбно, что злодей захоронил труп в наших владениях, и еще весьма сомнительно, удастся ли полиции установить личность погибшей.

Глава 13

Среди ночи Барнаби тихо спросил Эмму:

— Ты не спишь?

Его чувственный голос всегда завораживающе действовал на жену, но на сей раз этого не произошло.

— Нет, — более чем сухо ответила ему Эмма. Барнаби обнял жену:

— Может быть, принести тебе чашку чая или еще что-нибудь успокаивающее?

— Благодарю. Мне хорошо. — Разумеется, это было не так. По ее щекам текли слезы; слава богу, Барнаби не видел их в темноте. Эмму оскорбило, что, невзирая на печальное событие, муж хотел ее ласк.

— Дорогая, ты проявила сегодня завидную выдержку. Я горжусь тобой. Луиза рассказала мне, как ловко ты успокоила детей; ты была просто великолепна!

— Мне удалось вернуть детям покой, только солгав им, — покаялась Эмма. Подумав, она все же сказала: — Девочки решили, что найден прах их матери.

— Жозефины?! — голос изумленного Барнаби дрогнул. — Но конечно… о боже, конечно… — Он не сразу овладел собой. — Но я так и не понял, почему ты солгала детям?

— Мне пришлось сказать близнецам, что их отец связался с адвокатом Жозефины и надеется со дня на день получить от нее весточку. Но ведь ты этого не сделал?

— Нет, не сделал. Извини. Я подумал, что звонить старому мистеру Квантрилу — значит попусту тратить время. Он давно обещал тотчас известить меня, если что-нибудь узнает о Жозефине. — Барнаби бережно сжал ее тонкие запястья; она не в силах была противиться его трепетному прикосновению. — Но клянусь, завтра я свяжусь с ним.

— Не слишком ли поздно? — непроизвольно вырвалось у Эммы.

Она лежала, не шелохнувшись, ужасаясь тому, что столь кощунственная мысль могла возникнуть в ее сознании. В то же время она понимала, рано или поздно выскажет Барнаби свои подозрения. Этот жуткий истлевший скелет, выкопанный из промозглой, сырой земли… черные волосы — и больше ничего, что поддавалось бы исследованиям криминалистов.

Когда-то — теперь уже казалось, что в незапамятные времена — Барнаби подарил ей камею — любимое украшение своей матери — и сказал, что семейная реликвия по праву принадлежит его новой жене. Но у Барнаби имелась до этого другая, первая, жена, которая и должна была наследовать антикварную брошь.

Барнаби отодвинулся на край широкой постели. Эмма ощутила, что он по привычке приподнялся на локте. Она подумала, что его мужественное красивое лицо напоминает сейчас мраморный лик прадедушки Корта, высокомерный, чуждый сочувствию и состраданию.