До пригорода доехал без происшествий, хотя иногда казалось, что машина теряет управление на заснеженных дорогах и вот-вот улетит в кювет. ДПС по пути не замечал и никто не махал полосатой палочкой из-за кустов. В снежную бурю все сидят дома и пьют чай с вареньем. Это только я с выпученными глазами кручу баранку, боясь то слишком сбросить, то слишком набрать скорость. И ещё боюсь отпустить пистолет. Он мой единственный союзник.
Я бы отдал документы и катись они все подальше, но на семье Колчиковых два прямых и два косвенных убийства, а не одно. И это совсем не случайность. Гопы знали, кого резать, мать не выдержала подобного, Михаил знал куда бить, а дырка во лбу Денис Львовича появилась не просто так. А раз так, то Колчиков не получит ничего, пока я жив. Оба не получат!
Дважды едва не попав в аварию, и один раз, едва не задавив пешехода, бегущего в метель через пустынную трассу, я добрался до города. А там, в более плотном потоке, на минимальной скорости, стараясь не привлекать внимания (хотя вёл, как пьяный за рулём) каким-то чудом доехал до знакомого района.
Я бы рад бросить машину на ближайшем тротуаре и бежать через весь город пешком, но в одной кофте зимой далеко не убежишь. Куртка осталась возле дивана, где лёг спать, укутавшись в одеяло.
Должен быть баланс. Если умирают нормальные люди, должны умирать и уроды.
Бросил машину возле соседнего дома и рысцой побежал к подъезду, запихав пистолет за пояс и под кофту. Долго стоять возле домофона не пришлось, какая-то старушка, узрев мой внешний вид, бормоча о распущенной молодёжи, пустила внутрь.
Через три минуты я стоял возле общей заповедной двери. Прямо напротив меня была моя квартира, что была от меня теперь так же далека, как Южный полюс. В этой квартире разбились мечты, и остановилась сама жизнь. А чуть левее была квартира, хозяева которой всячески способствовала этому.
Решётка была закрыта. И вряд ли кто откроет дверь, если позвоню. К тому же может выйти не Михаил, а его мать… Как бы я не говорил себе, что готов изничтожить их всех, всё-таки не хочу лишних жертв. Она может быть не виновной. Совсем ничего не знать. Мне нужны только двое: один застрял на другом конце города, другой в паре метров, за толщей дверей и стен.
Некоторое время я стоял за дверью, до белизны сжимая рукоять пистолета, и точно знал, что он может выплюнуть ещё пять пуль. Стоял и думал, как преодолеть последние метры до мести. Какие-то жалкие пару дверей!
По одной бронебойной пули на каждый замок? Три замка. Ещё две пули в запасе. Но хватит ли на месть? И там ли он? Предстояло как-то решить эту проблему. Но будет слишком шумно. И не факт, что Миша дома.
Лоб подпирает дверь, пол смотрит на холодное дуло пистолета, зубы плотно сжаты, почти до скрипа, и в голове столько мыслей, что хватит на несколько томов вариантов с названием «Как пройти за закрытую дверь?».
А он скорей всего там, в нескольких метрах. И не могу дотянуться до убийцы, лишь перед глазами картина, как на фоне падающего снега здоровая палка занесена над головой и разбитые губы очкарика усмехаются, шепча последние слова.
На дворе давно темно, ночь спускается на город рано. Это в машине уже ехал в сумерках, а как до подъезда добрался, так вообще почти ночь.
Проиграл? Сейчас приедет отец Михаила, и снова попаду в плен. Смерть если и будет, то только моя.
Но я просто простою здесь до последнего. Если Михаилу сегодня суждено умереть, он умрёт. Если нет, то я больше не буду предпринимать подобных попыток. Пусть меня замочат или бросят в тюрячку по приказу Колчикова. Мне уже всё равно.
Я закрыл глаза и расслабился. Оторвал лоб от двери и облокотился на стену.
— Будь, что будет, — едва слышно прошептали губы…
В какой-то момент ключ ударил о замок. Люди никогда не попадают в замок с первой попытки. Послышался скрежет замочной скважины, повороты ключа. Я рванул от стены, прячась у лифта, впиваясь в стену, сливаясь с ней, как хамелеон.
Первая дверь закрылась, и обладатель ключей принялся за решётку.
Поворот ключа, ещё один. Эти звуки вспарывают тишину. Сердце стучит, как безумное.
Дверь распахнулась вовсю ширь и несколько шагов принесли ко мне… Михаила Младшего.
Я вышел из укрытия, а он застыл с осоловелыми глазами и мусорным ведром. Зрачки неотрывно застыли на пистолете, и нижняя губа задрожала. Ведро выпало, и содержимое с жутким запахом рассыпалось по площадке.
— Знаешь пословицу, про то, что мусор к ночи лучше не выносить? — Зачем-то спросил я. Наверное, нужен был ещё один толчок, ещё один импульс, чтобы нажать на курок.
— Знаю, — одними губами прошептал он и по щекам покатились слёзы.
Палец тяжело надавил на курок, справляясь с судорогой сгибательных и разгибательных мышц в сторону первых.
Громкий хлопок прокатился по подъезду. Мишу отбросило силой бронебойной пули. Чёрную дверь за спиной словно полили водой. На чёрном фоне красный виден плохо.
Дыра в груди размером с крупный орех быстро заполнялась багровым. Он что-то шептал, но слов не было — легкое пробило. А то и два. Лишь по губам потекли капли, оставляя кровавые следы на скулах.